Быть полезным. Искусство жить – в вопросах и ответах - стр. 5
Но остается нечто более значительное – сияющая бескрайность переживающего, зеркало за картинками, океан под волнами. То непреходящее, что у всех одинаково.
Остается пространство, которое позволяет проявляться любым явлениям, и вневременное осознавание. Это очень опасно для эго – в ступить на внеличностный духовный путь, и первое время оно сильно сопротивляется. Но, к счастью, его можно победить или перехитрить, и тогда все становится подарком.
При этом эго может действительно загораживать путь, так как в определенный момент оно понимает, что работает над собственным растворением, не так ли?
Да, до определенного времени эго думает, что благодаря упражнениям оно станет более влиятельным, а это, конечно, сулит наслаждение. Но постепенно эго понимает, что вынуждено постоянно сдавать позиции. Это ему не нравится, и оно ищет пути отступления, что выглядит слегка по-детски или драматично.
Но в долговременной перспективе завоеванная свобода переживается медитирующим как обогащающая и приносящая счастье. После этого препятствием будут, скорее всего, лень и привычка, и здесь поможет мощный импульс настроя Бодхисаттвы: это обещание – продолжать работать на благо всех существ, несмотря на то, что они бессчетны и им не видно конца, – остается, пожалуй, благороднейшим мотивом!
Под это не подпишется ни одно эго.
Если бы эго действительно знало, во что ввязывается, оно бы этого не делало. Я даю обещание Бодхисаттвы с особой радостью.
Может быть, «духовная гордость» необходима в начале пути, чтобы эго все-таки начало участвовать в работе, которая его потихоньку и растворит?
Решительно согласен. И каждый раз это огромная победа;
поставить ее под угрозу на Алмазном пути могут только очень сильно нарушенные связи.
Как проходили твои первые медитации с Кармапой?
Здесь, как обычно, мой опыт совпадает с опытом моей жены Ханны. Мы пережили его при первом же зрительном контакте с Кармапой в 1969 году в храме на холме Сваямбху на окраине Катманду, когда, окруженные сотнями тибетцев и ослепленные солнцем, выглядывающим из-за плывущих облаков, увидели Черную корону, которую он трижды поднял над головой.
Его взгляд внезапно захватил нас, мое тело неожиданно напряглось, словно я проглотил огромную стальную рессору. Я сидел совершенно прямо, пребывая где-то в пространстве, и в какой-то момент в моем сознании осталась лишь Черная корона. Никакие прежние переживания не могли сравниться с этим ощущением.
После этого было много работы, так как тибетцы, в отличие от англичан, не привыкли стоять в очереди. Поскольку в Тибете посвящения обычно давались лишь немногим – тем, кто сидел перед ламой, – присутствующие со всей силы ломились вперед и сдавливали стариков и детей, прижимая их к стенам. Все хотели благословения великого ламы. У меня в руках каким-то образом оказался огромный бамбуковый шест, и, уперев один его конец в стену, я мог сдерживать толпу, чтобы вначале к Кармапе прошли старики и ослабленные люди. Затем я дал пространство юным и сильным, и потом, среди последних, в очереди к учителю оказались и мы с Ханной. Наше восприятие было сильно изменено: от маленькой двери в здании слева до зарешеченного главного зала, где сидел Кармапа, было всего около пяти метров, но мы оба пережили этот путь как процесс рождения, словно мы двигались через длинный, узкий канал.