Буриданы. Гибель богов - стр. 17
Она снова нервно стряхнула пепел.
– Но я отклонилась от темы. Мы не договорили про правила игры. Я хотела спросить у тебя об одной вещи, над которой сама давно ломаю голову. Меня интересует твое мнение. Скажи, пожалуйста, как по-твоему, кто эти правила установил?
Анника почувствовала, что краснеет – она не привыкла к абстрактным рассуждениям и не знала, что сказать.
– Я думаю, люди сами, – ответила она, наконец, осторожно.
– Логично, – согласилась Кая. – Но тут есть одно противоречие. Помнишь, перед тем, как я начала свой нудный монолог, ты сказала, что между собой певцы вечно ругают постановщиков, а когда возникает конфликт, никто за коллегу не заступится. Если подумать, ведь так это везде. Мы все говорим, что мир отвратителен, но все равно ничего не делаем, чтобы его изменить. Почему? Одно из двух, или мы притворяемся, и на самом деле вполне довольны существующими правилами, или…
– Или? – спросила Анника заинтригованно.
– Или эти правила установили не люди.
– А кто?
Кая помолчала немного, потом раздавила окурок в пепельнице и сказала:
– Сатана.
Анника, кажется, вытаращилась на нее с весьма глупым видом, поскольку Кая сразу рассмеялась – правда, весьма искусственно – и добавила, поднимая бокал:
– Только не думай, католичкой я не стала. Это я просто так, в образном смысле. Прозит!
Официанты за это время несколько раз подходили к их столу, наливали вино, принесли антрэ, с интересом прислушиваясь к беседе, в которой ни слова не понимали.
Они чокнулись, выпили – Кая допила свой бокал, Анника же только смочила слегка губы – и Кая опять заговорила:
– Если я в Италии по настоящему тоскую по чему-то, то по эстонскому языку. Утром, приходя на работу, первым делом открываю в интернете „Постимээс“ и прочитываю, так сказать, от корки до корки, в том числе, всю ту гнусную пропаганду насчет того, как мы якобы были оккупированы и как должны быть сейчас счастливы, что у нас свобода и Америка нас защищает.
Она взяла нож и вилку и с аппетитом принялась есть.
– Я тоже, – призналась Анника, присоединяясь к ней.
– Что ты тоже?
– Читаю „Постимээс“. Только не утром, а вечером, перед тем, как лечь спать. Эстонские новости и про культуру.
Она не стала добавлять, что страницы культуры ее ужасно раздражают, потому что там почти перестали писать про оперу и балет, как в советское время, зато уделяли много внимания той дребедени, которую раньше называли „легкой музыкой“.
Лосось, который они заказали в качестве антрэ, был пересолен, жаркое – как подошва, но Кая словно всего этого не замечала, уничтожала одно блюдо за другим с огромным аппетитом, и только скрежет ножа о тарелку показывал, что при разрезании второго возникают трудности.
– А что делает Биргит? – перевела она разговор на родственников.
– Ничего особенного, работает, воспитывает дочь. – Анника не хотела рассказывать Кае, что брак сестры на грани развала, когда она ездила домой на рождество, Биргит призналась ей в этом, а еще и в том, что она затеяла роман с их общим родственником, сыном дяди Тимо Сассем. – Она как раз вчера позвонила, пригласила в Таллин. Скоро столетие с рождения тети Софии, они хотят поехать на ее могилу. Я сказала ей, что не могу, репетиции, но если сейчас все отменится, то, может, действительно поеду.
Кая заметно оживилась.