Размер шрифта
-
+

Бумажные души - стр. 28

Луве быстро заполнил два бумажных пакета. Отсев прошли только три книги, и Луве отложил их в сторону: “Ночной лес” Джуны Барнс, “Девушка из Дании” Дэвида Эберсхоффа и “Змея” Стига Дагермана, причем последняя книга являла собой потертое первое издание.

Когда-то у Луве была юная пациентка, которой трудно было описать свою внутреннюю тьму словами, но потом, когда девушка стала больше доверять Луве, она рассказала, что в голове у нее обитает змея. Девушка говорила, что вся ее тревожность из-за этой змеи, что змея отнимает у нее чувства безопасности и счастья, и так будет, пока змея жива. Как в романе Дагермана, действие которого разыгрывается в казарме, где прячется змея. Солдаты не знают, где она – знают только, что змея где-то в казарме; они не говорят о своем страхе – страхе перед войной, смертью и змеей; наоборот, они делают все, чтобы и дальше казаться людьми твердыми, не знающими колебаний. Совсем как та девочка и еще многие после нее.

Луве отпил вина, включил телевизор и нашел канал, транслировавший передачу, которую он хотел посмотреть.

Передача, о которой говорили девочки на прощальной вечеринке, называлась “Неизведанные миры”. Заставка состояла из нарезки: гости программы, известные литераторы, сидят в расслабленных позах в компании ведущего, альфа-самца, левака образца семидесятых. Первым гостем программы был писатель, философ и участник разнообразных дискуссий Пер Квидинг. Луве распечатал очередную коробку и, слушая, продолжил разбирать книги.

– Рад видеть вас в студии, Пер.

– Спасибо… Я, как всегда, немного смущаюсь – одичал, пока сидел в одиночестве за городом, писал… Надеюсь, я не утратил способности говорить.

Это тебе точно не грозит, подумал Луве.

Романы Пера Квидинга относились к книгам, в изобилии представленным на распродажах и в секонд-хендах. Одноразовая продукция, некий сплав романа, автобиографии и доморощенного научпопа. В них всегда затрагивались великие вопросы: жизнь, смерть, любовь, космос, загадка сновидений, экологические катастрофы и так далее, и тому подобное. Луве несколько раз пытался читать их, но сдавался и бросал.

Передача продолжалась; стопка книг на полу росла. Время от времени Луве поднимал взгляд на экран телевизора. Писатель сидел в кресле, пристроив локти на подлокотниках и сплетя пальцы под приятным лицом, обрамленным в меру взлохмаченными рыжими волосами.

Доброжелатель сказал бы, что Квидинг – человек, имеющий представление о риторике, что самые банальные истины в его устах становятся глубокими, сложными высказываниями, а искусные формулировки иногда звучат как удачные метафоры. Подобно Эрнуту Кирштайнгеру от литературы, он бродит босиком по росистой траве, с записной книжкой в руках. Недоброжелатель сказал бы все то же самое, только изобразил бы Квидинга человеком жалким и самодовольным.

Из беседы в студии явствовало, что речь в новой книге идет о смертном опыте и что основанием для книги послужили дневники, в которых юная девушка по имени Стина, жившая в XIX веке, описывала свои видения. Дневники писатель обнаружил среди доставшегося ему после каких-то родственников наследства.

– Как вы полагаете, что подумала бы Стина, узнай она, что ее дневники опубликуют? – спросил ведущий. – Не сочла бы она обнародование своих дневников вторжением в личную жизнь?

Страница 28