Размер шрифта

Бульварный роман. Исповедь алкоголика (сборник) - стр. 13

VII

И лег бы я с ней на тулуп,

И мы б с ею прыгали б так,

Чтоб качался па улице дуб,

Скрипя: «Скипси драк!»[16]

VIII

Так что ночью мой красавец

Никого не занимал.

Может, разве, тот, в таверне?

Ну да он-то-ть пьяный спал.

Правда, что во сне кричал.

А ночь была обледенелой;

Искрометный месяц белый

Сыпал иней на кусты

С жуткой, черной высоты…

Одинокие не спали:

Звук бесовский – все слыхали.

Чертовщины страсть пугались;

И глаза не закрывались.

Ну а ты прикинь вниматель-

Но: вот ты улегся спать, и

Вдалеке – вдруг звук (ужасный)

Всю бы ночь тебе звучал,

Задуряя ум твой ясный.

Хорошо бы ты поспал?

Без названия

Спи младенец мой прекрасный,
Баюшки-баю,
Тихо светит месяц ясный
В колыбель твою.

Утро долго подходило,

Долго, все вокруг студило,

Источало волчий вой, —

Все леса покрылись коркой.

Смотрит женщина, под горкой:

«Ба! с о-огромной головой

На деревню кто-то страшный

То ль идет, то ли ползет,

Ну – она как заорет —

…………………………

Сразу ж выбежал народ.

Именины

Печально я гляжу на наше поколенье…

И вот каков ползет урод:

Огромный горб, огромный рот,

Огромный, выпуклый живот,

И громкий звук наружу прет.

…и перепуган сельский люд,

Он (люд) забыл про сон и труд.

Вот некто закричал: «Убьют!»

Вот кто-то прыгнул в прорубь, в пруд.

III

Собрался всяк и был таков.

Но где народ без удальцов

И – бесшабашных храбрецов?..

Они – поднявши топоры,

Бегом спускаются с горы;

Глаза – пылают, как костры.

И злые лезвия остры!

И что ж тут видят пред собой

Отважные безумцы наши!?

С огромной, как чугун для каши,

Обледенелой головой

Ползет младенец: весь – в снегу…

В крови… И в слизи.

На бегу

Они – ругнулись (ближе – краше):

Меж ног какое-то гнилье,

А может, сгнившее белье?

В волынку дует и ползет.

Один изрек: «Вот ё моё».

VII

Сказал другой: «От этим в рот…»

И третий: «Тем и этим в зад!»

…И … не спеша, пошли назад.

VIII

Будь ты бандюга, будь вор, будь пропойца,

Пусть ты всю правду, всю честь позабыл,

Двери могилки тебе не откроются —

Если ты женщин (своих) не любил!

Да. Ты хитер был – как зверь кровожадный.

Да. Прожил жизнь – невиновных губя.

Рухнет наш мир. Весь. В Тартар. Агромадный. —

Если они не жалели тебя.

Если они не любили тебя![17]

Вон: напугал всю деревню младенец,

Что был нечисто и странно рожден.

Вот он – укутан горой полотенец.

А вот отнесен он в чудеснейший дом.

Лед с головенки тихохонько сняли

(Лед за деревней в лесу закопали).

Сам-то малютка очнулся в тепле.

Только, вишь, был изуродован шибко

И улыбался ужасной улыбкой.

Так что младенчика спрятали в зыбку

(Чтоб не пугал никого на селе).

Вот каково Том Лермонта рожденье,

Дале, слышь, – краше (а счас, брат, прости —

Что-нибудь больше, чем умное мненье,

Мне за рассказец, любезный, плати!).

Отступление

(Сказитель)

Во, опять: народ собрался.

Видно, чтобы я трепался,

Видно, чтоб с уделом свыкся

Бултыхать по водам Стикса

Легкое свое весло,

Во чего народ собрался,

И чего кричит: «Попался».

Я бы, ясно, отказался…

Так ведь брюхо подвело!

Брысь, «спецы», певца не троньте:

Я ж не «Повесть о Довмонте»,

Не-а – о Томе Лермонте

Людям стану говорить,

Чтоб народу послужить.

И покушать (и попить).

III

Было, чтоб я сдох на месте,

Здесь вчера персон, так, двести, —

Всех свидетелем возьму —

Я трепался чин по чину:

Как и кто нашел детину,

И боялись почему.

Ну, а кто (пардон) не слышал,

Повторю: был день, и вышел

Из терпения Господь.

Страница 13

На следующую страницу