Размер шрифта
-
+

Бульон терзаний - стр. 19

– Чем кончилось?

– Кончилось чем? Сценаристов заставили сдавать экзамен на знание предыдущих серий.

– Кому?

– Нам, артистам. Которые на главных ролях. Очень мы повеселились. Ну и они потом повеселились. Всем, кто их особо валил, от души насочиняли приключений. Я, например, с балкона второго этажа в соседнее окно лез без дублера. Но у других было чего и похуже. А теперь вот плясать буду. Уж я их посрамлю! – И без какого-либо перехода: – А ты по какому поводу в завязке? По болезни или для здоровья?

– Я не в завязке. Я так просто не пью.

– Так и я не в завязке. А на фига тогда мы кофе заказали? Эй, дайте-ка нам еще раз меню.

Когда подоспела закуска, друзья уже выпили по первой и слегка размякли.

– Ну, что в театре, рассказывай уже, не томи! – потребовал Стакан. – Новости какие?

– Да никаких. В конце августа открыли сезон.

– «Зойкиной квартирой» небось, как всегда?

– Как всегда. У нас уже лет десять все – как всегда. После спектакля подходит ко мне дама. Такая зрелая. Солидная даже. И говорит: «Впервые я увидела вас на этой сцене в пятнадцать лет и сразу влюбилась в ваш голос!» Я ей в ответ: «Это какая-то ошибка. В пятнадцать лет я еще не выступал на этой сцене. И вообще этой сцены тогда не было. Вы, может быть, фильм имеете в виду, там да, там я как раз пел». «Нет, – говорит, – не фильм. И не в ваши пятнадцать лет. А в мои! Еще на той, старой сцене. И вот я специально привела дочку. Чтобы она тоже посмотрела на вас и влюбилась». И показывает на великовозрастную дылду, которая стоит в стороне с таким примерно видом: «Мамаша, завязывайте крутить шашни, пойдемте чай с баранками пить!» Понимаешь, весь ужас в чем: когда этой перезрелой мамаше было пятнадцать, мне было как минимум двадцать два.

– А мне вообще двадцать три. Слушай, слушай, а «Горе от ума» сняли наконец?

– Играем еще. Когда его величество народный артист Чацкий прилетает из Ниццы, чтоб провести очередной творческий вечер, а на сдачу из милости выйти на сцену нашего захудалого среднего и каменного.

– Ты-то, надеюсь, больше не Петрушка?

– Куда там. Мне сказали так: откажешься от Петрушки – вылетишь из «Зойкиной квартиры». А мне кажется, я только сейчас в полной мере понял Обольянинова. Видишь ли, он вовсе не слабый. Не такой слабый, каким кажется. Поэтому так важны эти фразы про дуэль, секундантов – он абсолютно серьезен в такие моменты. В нем есть…

– Нудный ты все-таки, если долго не пьешь. Ты его каждый год заново понимаешь в полной мере. Фамусов-то у вас кто?

– Ты его не знаешь, он потом уже пришел. Молодой такой мальчик, старательный. Справляется на четверку с плюсом, до тебя ему далеко. Ты бы вернулся, может, а?

– Куда? В театр? Да я ж не уходил! Я у вас по сей день числюсь в труппе! Только в неоплачиваемом отпуске.

– Так возвращайся из отпуска. Тоска в театре.

– Да не могу я вернуться, не имею права. Понимаешь, когда у меня с сериалами поперло, Капитан сразу насторожился – и на ковер отщепенца. Говорит: «Или ты по мыльным операм будешь светиться, или на сцене театра гореть!» Я отвечаю: «Могу светить и гореть всегда, светить и гореть везде, до дней последних донца! И там и сям. Без ущерба и тому и сему».

– Правильно сказал. А он?

– А он: «Тебе кажется. Выбирай что-то одно!» А что тут выбирать? У меня семья. Две. Я ему честно: «Сериалы бросить не могу. В театре играть хочу!»

Страница 19