Буквы про жизнь - стр. 11
Наши популярные номера – с белым и черным ангелом. Белый – это слезный персонаж: ласковый и нежный, слабый и беззащитный, тоскливый, брошенный и обиженный. Само стеснение и стыд, в танце периодически прикрывает руками лицо, будто плачет. Потом – отчаянный срыв с шеста вниз головой. Зрители в шоке, но у самого основания ангел тормозит и медленно, плавно закручивается вокруг него. Смотрится красиво: вид, будто сидит на шесте на корточках, прикрыв руками лицо. Черный ангел – это наглый извращенец, который все громит, всех хочет, соблазняет, хулиганит на столах гостей и прыгает с разбега на шест.
Есть у них и парный номер: сначала два ангела вместе – они любят друг друга. Потом один уничтожает другого, а в конце оба сливаются в идиллию, и черный ангел ставит на колени белого.
Для меня нет кумира или какой-то звезды. Мы всего лишь люди. Вся жизнь – кино, и все мы в ней актеры. Единственной звездой я буду считать только любимого человека – когда встречу его. Это будет и бог, и кумир, и актер, любимый и самый святой в мире человек.
Наша семья будет для меня храмом, убежищем и моим кино. В ней каждый будет кумиром: и папа, и мама, и дети. Это здорово, когда в твоей жизни рядом кто-то засыпает на твоем плече, а утром говорит “люблю” и нежно целует. Потому что это не роль, не исполнение – это от всей души. Хоть на сцене мы танцуем с душой, выкладываемся в роль полностью, но там мы притворяемся. А реальная любовь – это не вынужденность, не притворство, не роль, а жизнь, настоящая и искренняя».
И лишь пару месяцев спустя, перелистывая телеканалы, он случайно наткнулся на репортаж о сексуальных рабынях где-то в Азии. Под вспышки репортерских камер промелькнул ее чистый, как облако, взгляд.
Диалог с матерью
Раздражает, когда меня пытаются научить
тому, что я не знаю зачем.
Новый лепень[1], коричневые туфли – и он в отличном настроении отправился на грандиозное оперное шоу, куда его пригласили друзья-артисты. Необыкновенного звучания голоса, профессионально и по-настоящему с душой организованное представление с яркими образами артистов – все это завораживало и перехватывало дух. Кое-кто из мужчин узнавал его и приветливо кивал, девушки поглядывали с незатейливым интересом, а особо искушенные представительницы прекрасного, но несвободного пола имели намерения еще и склеить его скромную персону, что проявлялось в неоднозначных взглядах и местами даже пошленьких попытках проявить инициативу. Он же пил и наслаждался зрелищем, друзьями и красотой окружающей атмосферы.
В какой-то момент заметил краем глаза женский силуэт, позднее еще раз мелькнувший где-то поблизости. Значения этому не придал и, как водится, тут же забыл, отвлекшись на чье-то очередное «привет» или что-то там еще.
Завершающая часть представления – аплодисменты, поклоны, море цветов и оваций, обмен номерами телефонов и выпивание на посошок под смех и поздравления. Вышел на улицу, чтобы предаться мерзкой привычке – покурить. Там стояли две девушки, одна из которых – та самая, которую он мельком видел в зале. Развесив уши, слушали бред изрядно подвыпившего артиста. Признаться, даже слушать было стыдно. Решил вмешаться. Он полностью переключил внимание дам на себя, и артист сразу засобирался куда-то. Что-то дернулось у него внутри и, сам того не ожидая, предложил: «А пойдемте поедим где-нибудь, поболтаем?». «А поехали», – ответили девушки, которые оказались сестрами. Шумное ночное заведеньице на Невском стало роковым пристанищем для новоиспеченных знакомых. Что-то заказали, о чем-то говорили, он топил свое одиночество, они же просто не хотели домой. Прошло часа полтора, одна из сестер покинула их ненадолго. Как-то так получилось, что именно в эти минуты их взгляды сошлись в одной точке. Он, считавший себя уже потерянным для серьезных отношений человеком, будто провалился, проник в нее, отдался ей сразу, навсегда, безвозмездно, безвозвратно и совершенно добровольно. Странное чувство охватило до мозга костей, а внутри все, словно сжавшись, развернулось, и даже изредка перехватывало дух.