Букет из Оперного театра - стр. 24
– Гарик, может, и не будет, – Тане было ужасно неприятна ситуация, в которую она попала, – а другие что говорят?
– Ты, Алмазная, брось думать за эти камушки, – Туча повысил вдруг голос, словно решился говорить, – тут дело похуже будет. Покруче, чем за вороньи яйца. Люди говорят, что это ты ту актрисульку пришила. Придушила за то, что та подсмотрела, как ты алмазы берешь.
– Что?! Что за чушь такая?! – Лицо Тани пошло красными пятнами. – Нелепая, дикая чушь! Туча! Шмаровоз! Вы же знаете, что я и пальцем никого не могу тронуть! Сколько я всем запрещала пушки на дело брать! Я же и мухи тронуть не могу, не то что человека! Да и не видел никто, как я алмазы брала.
– Мы то знаем, шо ты на мокруху неспособная, – тяжело вздохнул Шмаровоз, – а вот другие говорят… Сама знаешь – всем рот нельзя замолчать.
– Да, я взяла алмазы, – руки Тани задрожали, – но я не убивала ее. Я пальцем ее не тронула! Я и не знала, что она там ходит, в тот день.
– Слухи до Японца дошли, – сказал Туча, – он тебя к себе скоро вызовет, и тебе лучше придумать что-то поубедительней, чем про какую-то муху. За Кариной Котовский ухлестывал. Он бучу поднял.
– Я в этом и не сомневалась, – дрожащей рукой Таня откинула волосы с покрытого испариной лба. – Беда в том, что слухи ходят по городу, а я ни в чем не виновна. И я не знаю, как это доказать.
– А доказывать и не надо, – усмехнулся Туча, – пока тебя еще ни в чем не обвинили. Нет же у тебя, в конце концов, синих орхидей.
Вдруг вся кровь отхлынула от Таниного лица так, что перепугались даже Туча и Шмаровоз, видавшие виды. Им вдруг показалось, что она потеряет сознание, упадет прямо здесь замертво. Шмаровоз вскочил из-за стола и бросился к графину с водой, стоящему на другом столе.
– Алмазная, что с тобой? – забеспокоился Туча. – Не пугай нас так, Алмазная!
Шмаровоз притащил стакан воды, и Таня жадно выпила его.
– Есть, – мрачно сказала она, ставя стакан на стол, – есть у меня синие орхидеи. И все в театре сейчас об этом знают.
И Таня рассказала им про неизвестного поклонника и его букеты цветов, которые она не решалась забрать домой. Туча и Шмаровоз слушали, затаив дыхание, широко раскрыв глаза.
– Выглядит так, словно кто-то пытается тебя подставить, – сказал Шмаровоз. – Чего ты, дурная, букеты не уничтожила?
– Он прав. Цветы нужно немедленно забрать. Если об этом прознают… – Туча покачал головой с самым мрачным видом.
– Так все знают, – Тане стало казаться, что земля рушится вокруг нее. – Я ни от кого эти цветы не прятала.
– Значит, надо немедленно пойти в театр и их забрать. Надо убрать их до того, как станут болтать языками, – сказал Туча. – Есть способ сделать это прямо сейчас?
– Так ночь уже. Кто меня в театр пустит?
– А через то окно, что ты людям вещи выбрасываешь? – сказал Шмаровоз.
Это был один из способов Тани. Забрав вещи в дамской комнате или в гримерке какой-нибудь из заезжих звезд, она быстро выбрасывала их в окно уборной на первом этаже. Под этим окном всегда стоял кто-то из ее людей, а она, вне всяких подозрений, возвращалась обратно в гримерку или на сцену.
– Да, это окно не закрывается, – задумчиво произнесла Таня, – а если и прикроют, я его гвоздем смогу открыть.
– Тогда надо идти сейчас. Есть люди в театре? – спросил Шмаровоз.
– Есть только сторож да ночной вахтер. Но они не ходят по этажам. Скорей всего, запрутся на первом этаже и будут пить.