Буфет, полный жизни - стр. 12
Родственница рассмеялась:
– Да, они все отлично лгут. Обещают нам каждый раз, что проведут воду в каждый дом, но не проводят. Объясняют, что не хватает труб. Возможно, на следующий год.
Мма Рамотсве покачала головой. Вода – причина многих проблем в засушливой стране, а политики не уменьшают их числа, обещая воду, которую не могут провести.
– Если бы оппозиция перестала спорить между собой, – продолжала родственница, – она могла бы победить на выборах и избавиться от этого правительства. Было бы здорово, как ты считаешь?
– Не думаю, – ответила мма Рамотсве.
Родственница уставилась на нее:
– Но все стало бы совсем другим, будь у нас новое правительство.
– Разве? – задала вопрос мма Рамотсве.
Она не была циничной, но сомневалась, сможет ли группа людей, удивительно похожая на другую группу, повести дела по-другому. Но ей не хотелось затевать политических споров с родственницей, и она переменила тему, задав вопрос о женщине, которая убила соседского козла, решив, что соседка заигрывает с ее мужем. Это было длинное повествование, доставлявшее всем массу развлечения.
– Она прокралась в ночи и перерезала козлу горло, – сказала родственница. – Наверное, козел подумал, что это токолош или что-то в этом роде. Она очень дурная женщина.
– Таких много, – заметила мма Рамотсве. – Мужчины думают, что женщины не могут быть дурными, но мы вполне способны на это.
– И даже больше, чем мужчины, – поддакнула родственница. – Женщины гораздо хуже, ты не находишь?
– Нет, – ответила мма Рамотсве. Она полагала, что уровень дурного в мужчинах и женщинах примерно одинаков, только проявления его несколько иные.
Родственница с досадой посмотрела на мма Рамотсве.
– У женщин не так много возможностей быть дурными в широком масштабе, – проворчала она. – Мужчины забрали себе лучшие занятия, где можно действительно быть дурным. Если бы женщинам было разрешено становиться генералами, президентами и тому подобное, они могли бы оказаться очень дурными, не хуже дурных мужчин. Только дай им возможность. Посмотри, как ведут себя женщины из начальства.
Мма Рамотсве внимательно изучала подобранную соломинку.
– Назови кого-нибудь, – сказала она.
Родственница подумала, но ей не приходило в голову никакое имя, во всяком случае начальственное.
– В Индии была женщина, миссис Ганди.
– И она стреляла в людей? – спросила мма Рамотсве.
– Нет, – ответила родственница. – Это ее застрелили. Но…
– Ну вот, – сказала мма Рамотсве. – Я полагаю, ее застрелил мужчина, или это была женщина, как ты думаешь?
Родственница не ответила. Маленький мальчик смотрел через заборчик, лелапы, на двух женщин. Глаза у него были большие и круглые, а ручки, торчавшие из рукавов обтрепанной красной рубашки, тоненькие. Родственница показала на него.
– Он не может говорить, этот малыш, – ска зала она. – У него язык не двигается правильно. Поэтому он только смотрит, как играют другие дети.
Мма Рамотсве улыбнулась мальчику и тихонько обратилась к нему на сетсвана. Но мальчик, наверное, не услышал, потому что повернулся, не отвечая, и медленно побрел прочь на тонких ножках. Мма Рамотсве немного помолчала, представляя, каково быть таким вот маленьким мальчиком, тощим и немым. Мне повезло, подумала она и, повернувшись к родственнице, сказала:
– Мы счастливчики, правда? Вот мы, женщины с традиционной фигурой, а вот бедный малыш с тонкими ручками и ножками. И мы можем говорить, а он не произносит ни звука.