Буду жить тобой - стр. 13
– Пойдём, – сильные руки всё ещё придерживают меня за плечи, помогая шагать в неизвестном направлении.
Мне хочется отстраниться. Хочется, чтобы он перестал меня трогать... Но у меня просто нет сил на сопротивление.
Неделя, проведённая в заточении рядом с этим надзирателем, что-то сломала внутри. Он меня сломал...
Моё сердце начинает стучать оглушительно громко, когда мы наконец останавливаемся. Тёмная повязка на глазах совсем не пропускает свет, и я даже не понимаю, какое сейчас время суток. Ничего не вижу. А слышу лишь оглушительный стук собственного сердца. И кажется, начинаю задыхаться от паники.
Уже не пытаюсь сдержать дрожь во всём теле, когда мой надзиратель убирает руки с плеч. Мне кажется, что он отходит на некоторое расстояние, и я тянусь к повязке. Но он тут же перехватывает мою руку.
– Подожди... – говорит тихо, успокаивающе. – Прежде чем снимешь её, ты должна досчитать до тридцати. Сможешь?
Киваю. Часто, слишком часто... Так же часто, как бьётся моё сердце.
– Хорошо... – вновь шелестит его голос напротив моих губ. – Тебе нужно будет двигаться прямо. Через километр выйдешь к небольшому посёлку. Там есть остановка...
Ощущаю, как он забирается в карман куртки. Своей куртки, которая сейчас накинута на мои плечи. Он пытался остановить мою дрожь ещё в машине, согревая меня таким образом.
Машинально хватаюсь за воротник, намереваясь снять его вещь, но и тут он меня останавливает.
– Нет, оставь, – в его голосе слышна грусть. Своим дыханием он обжигает мои губы, когда говорит на прощание: – Начинай считать, Ева.
Торопливые шаги по сухой траве...
Хлопок машинной дверцы...
Один, два, три...
Я стою смирно. Сердце почти выпрыгивает из груди. Почти ломает мне рёбра... Почти оглушает своим грохотом.
Десять, одиннадцать...
Звук отъезжающей машины...
Порыв ветра – словно попытка сдуть с меня ЕГО запах... Очистить.
Сейчас мне кажется, что я никогда его не забуду... А потом?.. Что будет через месяц? Или год? Буду ли я так досконально помнить всё то, что случилось?
Двадцать один, двадцать два...
Запускаю руку в карман куртки. Нащупываю какие-то гладкие листки бумаги. Почти уверена, что это деньги.
За что он заплатил?
За моё молчание? За то, что сделал со мной?
Тридцать.
Срываю повязку – и меня тут же ослепляет яркий солнечный свет. Смаргиваю слёзы...
Просыпаюсь. Порывисто сажусь.
Ошеломлённо осматриваюсь по сторонам.
Я дома. В своей квартире-однушке, доставшейся мне от мамы. Меня окружают привычные вещи. Старый диван, письменный стол, огромный шкаф, в котором всё ещё лежит мамина одежда. Я так и не смогла её выбросить. Да и размер у нас один, поэтому иногда кое-что надеваю. Когда Алёнка видит меня в очередном стареньком, но уютном свитере, всегда кривит носом, называя эти вещи «прошлым веком». Но мне нравятся мамины свитера, иногда кажется, что они всё ещё пахнут ею.
Выбираюсь из-под одеяла. Приглаживаю волосы и стираю со лба испарину. Надев тёплый халат, прохожу в кухню и включаю электрический чайник. На полках нахожу упаковку с чайными пакетиками. Производители заверяют, что этот чай меня успокоит и поможет уснуть. Это то, что мне сейчас нужно.
Заварив чай, обхватываю чашку онемевшими пальцами. Забираюсь с ногами на стул и делаю пару глотков обжигающей жидкости. Перевожу взгляд за окно – в серое предрассветное небо.