Будь моим - стр. 10
— Я что, прима-балерина? — бормочу в ворот отцовской рубашки, намекая на то, что мне хватило бы и одного букета.
Мой отец ярый фанат спортивных марафонов, поэтому даже в шестьдесят в отличной форме. Энергии у него больше, чем у ребенка.
— Горжусь! — Он легонько хлопает меня по плечам.
Он глотает звук «эр», выдавая свой акцент.
Мой отец живет в России уже почти тридцать лет, но продолжает говорить с немецким акцентом. Родители познакомились в посольстве, здесь, в Москве. Андрей успел несколько лет пожить с родителями в Германии, а я выросла в столице. На родине отца мы бываем наездами, там у нас есть куча родственников.
— Спасибо! — Забираю у него свои любимые цветы и прячу в них нос.
— У меня нет слов… — обнимает мама. — Я помолодела на двадцать лет!
— Тогда мне сегодня грозит опасность, — замечает папа.
Фирменная выдержка его речи любую шутку делает смешной, даже самую плоскую, поэтому прыскаю от смеха вместе со всеми.
— Я тоже помолодел. — Андрей сжимает меня в руках, подкидывая вверх так, что мои ноги отрываются от пола, а ткань платья ужасно сминается.
— Стой! — смеюсь. — Сломаем букет!
— Бомбично, — описывает он мое выступление и аккуратно ставит меня на ноги.
Кристина выныривает из-за его плеча и тянет ко мне руки. Мой брат делает шаг в сторону, кладя свои руки на пояс брюк.
— Я расплакалась, — бормочет Крис мне на ухо. — До сих пор мурашки по телу бегают.
Градский стоит за моей спиной, не мешая поздравлениям.
Я не могу больше его игнорировать.
Прижимая к себе цветы, разворачиваюсь и стреляю глазами в его лицо.
Он наблюдает за нами с видом молчаливого присутствия, но от этого его не становится меньше.
Не пялиться… только не пялиться…
Жар на моих щеках можно списать на волнение. Это спасает!
Он был на концерте — для меня это важно. Он сто раз слышал, как я играю, но это было сто лет назад. Это было до того, как я решила связать свою жизнь с музыкой и сделать ее центром своей жизни.
— Привет, — быстро посмотрев в его лицо, перевожу глаза на верхнюю пуговицу его рубашки.
Над ней его жилистая шея и выпирающий кадык. На линии челюсти короткая щетина.
— Салют, — отзывается лениво. — Я не помолодел, меня размазало, — продолжает он цепочку этой «шутки».
— Понравилось? — снова поднимаю на него глаза, чтобы уловить крупицы эмоций.
— В восторге.
По его лицу ни черта не возможно понять. Может, это правда, а может, нет.
Сердце сладко сжимается от скупой похвалы, а в душе разгорается буря. Как хорошо, что я была не в курсе его присутствия в зале, иначе словила бы свой фирменный панический аффект.
— Плакал?
— Как ребенок, — он растягивает в улыбке губы.
Я тоже улыбаюсь. Не отвожу глаза. Смотрю в его лицо.
Мы пялимся друг на друга, кажется, целую вечность.
Все звуки словно меркнут. Люди вокруг исчезают.
Он такой красивый в этом костюме и рубашке, что слепит глаза. В противовес тому, каким я видела его неделю назад за городом, сейчас он слишком взрослый и серьезный. Недоступный. Это еще сильнее жалит мое либидо.
— Какими судьбами? — спрашиваю тихо.
— За компанию. Давно не видел твоих родителей.
Это отрезвляет.
Размечталась…
— Ну, круто… — говорю, шагнув от него сторону.
— Давайте фотографироваться! — объявляет мама. — Где лучше встать?
Покрутив головой, она выбирает угол между стеной и колонной.