Брусничный блюз - стр. 26
Жениться ему надо. Срочно! Он же просто помешался. Хранил видео с танцевальными выступлениями и дефиле Алины. Просматривал. Как будто… Как будто Ирке изменял. На работе пропадал с утра до ночи. Брал на себя все командировки, если были. А ещё пропадал на тренировках при каждом удобном случае.
Страх падения сменился страстью. За прошедший год он занял призовые места почти на всех ведущих заездах, и теперь готовился к самому главному. Ни один сезон ему так не везло!
- Что ты там всё время пишешь? – тренер подкрался бесшумно, как кот…
Павел вздрогнул. Уж кому-кому, а этому человеку он признаться в том, что строчит стихи (последнее время его, честно говоря, прорвало) не готов.
- По работе, - быстро проговорил Павел, пряча блокнот.
То, что он журналист все знали, так что лишних вопросов быть не должно.
- Ясно, - кивнул наставник. – Поговорить я с тобой хотел.
- О чём?
- Уверен, что у тебя в душе тихо?
- Что?
- Можно очень быстро ехать, Паш. Можно высоко прыгать. Можно играть с судьбой. Рисковать. Мотокросс – адреналин, по краю, по лезвию – это-то всё понятно, парень. Это я понимаю. Сам такой. Но в душе должно быть тихо. Золотое правило. Тогда всё будет хорошо. Так что если тебя что-то сильно тревожит – лучше пропусти заезд.
- Что?! Пропустить заезд? Сейчас? Ни за что!
- Ну, как знаешь. Я тебя предупредил.
15. 15 фрагмент
Не дыши так в глаза, не смотри мне в лицо
Темнота ты моя, самой смерти кольцо.
Дышишь страхом, а плачешь открытой виной
Одним махом не станешь другим и другой…
Ты крадешься на цыпочках, шепчешь впотьмах
Руки словно на ниточках, пыль на губах.
Ты не ты и не он, не она, не они,
Не дыши мне в глаза и в лицо не смотри
Кто танцует у зеркала – видит себя,
Кто за зеркалом плачет? - Не он и не я.
Сотни лиц, сотни слов, полных боли зрачков
Будут плакать за стёклами чёрных очков
Что-то мрачновато у него в последнее время пишется, но как есть. Стихи – они ведь не спрашивают. Просто рождаются и всё. Падают с души осенними листьями – можно записывать, можно – нет. Можно хранить, можно терять. Делиться с кем-то или никому не говорить – они ничего не требуют, никому не обязаны, даже собственному создателю-поэту. Они просто…приходят.
…
- Ой, Ирка, и что ты с ним мучаешься, я не понимаю? Он же вообще не твой тип. Ну, что в нём такого-то? Не, ну так-то нормальный вроде… Ты что, правда, его любишь? Или это из-за работы? Ты же всегда мечтала о карьере журналиста. Мне вот, например, оно не надо. Ну, профессия. Но… Не знаю. Слишком сложно…
Танька пожала плечиком, пригубила мартини. Подруга Ирины переехала в Питер раньше на полгода – девушка встречалась со своим начальником по работе. Тот вроде не женат, но предложение делать не спешил. Обсудить эту проблему они собирались где-то раз в две недели в кафе «Шхуна» на Чернышевской. Любимое место – тихо, уютно, морской дизайн, главное – столики разделены перегородками, можно болтать обо всём, никто не мешает.
- А что у тебя? – парировала Ира, дав понять, что не хочет говорить о Павле.
- Не хочешь говорить? – карие глаза сощурились, кудряшки на голове задрожали от любопытства..
Танька всегда такой была – хлёсткой, едкой. Вот у кого был талант к журналистским расследованиям! Ежова вынюхивала, выпытывала, собирала информацию по крупицам. Сплетни любила самозабвенно. Трудно сказать, что именно ей нравилось больше – сама информация или то, как её воспринимали другие. Как только она узнавала что-нибудь…остренькое и всем рассказывала об этом, слегка приукрасив – то тут же теряла ко всему интерес и принималась за новое «дело».