Брусничный блюз - стр. 19
Джаз, пиво, Кирюха с Сашкой – счастье было почти абсолютным. Ирину он тоже пригласил, хотя не очень хотелось. Совсем ему этого не хотелось, если уж начистоту. Просто не смог отказать маме. Пришлось звонить администрации, доплачивать за лишнее место за столиком. Перед другом и его девушкой было не очень удобно, с одной стороны, с другой – они решили, что он, видимо, влюбился, и это напрягало.
В девушке не было ничего плохого. Стройная симпатичная блондинка, воспитанная, даже не глупая, но ничего такого особенного к этому человеку он не чувствовал.
Они уселись за столиком в самом углу – музыканты – как на ладони. Он любил эти неповторимые минуты, когда настраивают инструменты, проверяют микрофон, переговариваясь в полголоса. Было в этом что-то волшебное, словно ты подглядываешь в замочную скважину, но не потому, что нельзя, а потому, что так интереснее.
На столиках горели свечи, девушка в красном платье сказала, улыбаясь, несколько приветственных слов, и «Брусничный мед» начал концерт, обволакивая своей магией.
Медленно, нежно, словно с каждым шагом уходишь всё дальше вглубь леса, и с каждой минутой понимаешь – тебе не нужна дорога назад. Первая песня – блюз, с нотками светлой грусти была волшебной. Последний вздох певицы растворился в полумраке, маленькое кафе взорвалось аплодисментами, Сашка с Кирюхой были в восторге!
Как-то раньше он ни с кем даже не пытался делиться этой своей страстью – боялся, наверное, что не поймут. Зря. Вон друзья прониклись. Ирина, правда, сидит с каким-то выжидательно-скучающим выражением лица, но ему до того нет дела. Это не свидание. Он пригласил из вежливости, и никому ничем не обязан.
Для них пели долго и от души, но люди всё же устают - объявили перерыв. Музыканты переводили дух, в кафе напряжение тоже спало – кто-то смеялся в голос, кто-то вышел покурить. Сашка с Кирой изъявили желание выйти на улицу, Ирина – та тоже с удовольствием вскочила - размяться. Павел же к явному недовольству девушки сказал, что останется.
Ему казалось, что если выйти отсюда – свежий холодный воздух взбодрит, и очарование исчезнет. Он всё ещё был под гипнозом последних нот. Плечо совсем не болело! Огонёк свечи плясал на столике, заставляя тени на стене танцевать, и вдруг он понял, что мысли не просто текут, роятся в его голове – они тоже танцуют…
Надо же… Опять! Он уже думал что стихи в его жизни в прошлом – было и прошло, мол, бывает. А тут смотри-ка… Накатило, как раньше, почему-то чаще всего – в кафе, ну может ещё в поезде. Он записывал их на чём придётся – газетах, салфетках.
Ручка, блокнот, даже диктофон – всегда с собой, этого уже не отнять –издержки профессии, но стихи он всегда записывал на каких-то клочках, и тут же их терял. Не собирал, не хранил, ни пытался публиковать. Хотя с его связями это вполне можно было устроить. Просто… Просто он никогда не относился к этому серьёзно. Так, баловался. И вот как раз сейчас Павел как будто что-то поймал в воздухе – трудно сказать, что именно, но нужна салфетка – срочно!
Она нашлась – с хитрой лисьей мордочкой, выведенной в углу красными чернилами – визитная карточка заведения. Он записал стих и сунул в карман, как раз перед тем, как вернулись ребята:
Джаз похож на собак и кошек.