Брусиловский прорыв. 1916 год - стр. 16

Делая выводы в отношении стратегического планирования предстоящей летней кампании, в своем докладе на имя императора Николая II от 24 марта Алексеев указал, что «к решительному наступлению без особых перемещений мы способны только на театре севернее Полесья, где нами достигнут двойной перевес в силах». Ударные группировки расположенных севернее Полесья Северного (215 тыс. чел.) и Западного (480 тыс. чел.) фронтов должны были по сходящимся направлениям соответственно от Двинска и Молодечно нанести комбинированный удар на Вильно, развалив неприятельский фронт надвое.

Следовательно, главный удар должны были наносить армии Северного и Западного фронтов, как того требовали союзники. Как пишет в своих воспоминаниях командир 2-го гвардейского корпуса Г. О. Раух, «рассматривая вопрос исключительно с точки зрения чистой стратегии, следует, конечно, признать, что виленское направление представляло давление на важнейшего противника – немцев, и притом в направлении для них наиболее чувствительном и опасном, а потому являлось решением вопроса правильным. Однако оно грешило в одном – оно не вытекало из всей совокупности обстановки на пространстве всего нашего фронта и совершенно не было согласовано с требованиями тактики, а потому являлось научным решением в безвоздушном пространстве». Раух считал, что данное решение было принято под влиянием одного из ближайших сотрудников Алексеева, профессора-теоретика В. Е. Борисова, который увлекался чистой стратегией, малоприменимой на практике – «благодаря этому требования широкой стратегии получили в Ставке довлеющее значение, не считаясь достаточно с требованиями тактики, то есть практической жизни»[21].

К сожалению, дело было отнюдь не в Борисове, а в союзниках по Антанте. Вполне логично Алексеев пришел к выводу, что в кампании 1916 г., раз уж главный удар будет производиться севернее Полесья, Юго-Западный фронт должен получить вспомогательную задачу. При этом армии Юго-Западного фронта должны были перейти в наступление после прочих фронтов, дабы сковать стоявшего против себя противника (преимущественно австрийцев), не допустив перебросок неприятельских резервов вдоль фронта.

Далеко не последнее место в докладе было отведено обоснованию необходимости перехода стратегической инициативы под контроль русских. В частности, Алексеев отметил: «Возникает вопрос, как решать предстоящую нам в мае задачу: отдать ли инициативу действий противнику, ожидать его натиска и готовиться к обороне, или наоборот – упредив неприятеля началом наступления, заставить его сообразоваться с нашей волей и разрушить его планы действий». Указав, что «оборона требует такого же расхода людей и материальных средств, как и наступление», а «противник все равно не даст нам времени и возможности спокойно закончить накопление наших материальных средств», М. В. Алексеев подчеркнул, что протяженность Восточного фронта чересчур велика для успеха оборонительных действий. Таким образом, следовало «готовиться к наступлению в начале мая, чтобы упредить противника, нанести ему удар, заставить его сообразоваться с нашей волей, а не оказаться в тяжелом полном подчинении его планам, со всеми невыгодными последствиями пассивной обороны». Помимо прочего, Алексеев упомянул, что «тяжелая организация наших дивизий и корпусов», а также «малое развитие путей сообщения» уменьшают численное превосходство, вследствие чего необходимо иметь численный перевес над неприятелем на ударных участках в 5–6 раз. Что касается тактики, то наштаверх напомнил об ошибках прошлых боев, где основная масса войск в бою обычно бездействовала, части вводились в сражение «пакетами» даже в наиболее решительные моменты операции