Бронзовая лирика - стр. 14

Не упиваясь красотой лесною,

черчу свои обычные листы,

вдруг, вспоминаю, сын ведь не со мною,

он служит в армии, прости сынок, прости…

Чертить – черчу, но моему терпенью

ведь есть конец, когда приходит ночь,

тогда душа спешит к стихотворению

и прогоняет удрученность прочь.

Всю жизнь тянулась достигать высоты

и очень надоела суета,

и мир весь из условностей, полеты

одной души, нужны как никогда.

Мне писем нет, мой сын стал молчаливый.

И где он? Как он? Что-то замолчал.

Эх, сын, мой сын, любимый мой и милый,

как я хочу, чтоб голос твой звучал!

1989

Скульптор чувств

Твоя недосягаемость волнует,

я в плен иду твоих далеких рук.

Мне хорошо, и голос твой чарует,

и разгоняет будни скучных мук.

Мне хорошо. Необъяснимо плохо,

что ты далек, как миллионы звезд.

Меня ведь не устроят чувства крохи,

я обойдусь без просьб любви и слез.

Но я люблю и в этом неповинна,

ты – жизнь моя, ты – зимний солнца луч,

в тебе вся Русь, и что-то есть от финна,

наверное, холодность зимних туч.

Ты скажешь: "Блажь, родная, что с тобою?"

Я подниму кричащие глаза,

любовь свою не назову слепою,

и наши затрепещут голоса.

Люблю игру на грани придыхания.

Люблю идти по острию любви,

порой любовь, как бабочек порхание.

А ты, мой друг, все искорки лови.

Но ты суров, лишенный вдохновения,

ты только шеф и больше нечего.

А я из чувств леплю стихотворение,

работать мне с тобой почти легко.

1989

Единый ум

Жил человек, взлетел слегка

над общей суетой.

Я молодой была тогда,

а, в общем-то, святой.

Я на работе день-деньской

работаю, тружусь,

вот иногда влюблюсь с тоской,

потом в любви кружусь.

Судьбу свою отдал другой.

Она ему милей,

и брови у нее дугой,

и в действиях смелей.

Он только думает: "Она".

А пред глазами – я.

Я в его мыслях, я одна,

ни кобра, ни змея.

Люблю его и не люблю.

В пургу чисты снега.

И ни о чем я не молю -

пурга в апрель легла.

Ушел в работу с головой,

там много верных дум.