Бродячие псы философии. Роман в рассказах - стр. 7
«Байроном бредит, – подумал Фима. – Верно, всю ночь читал напролёт. Всё это их поколение по Байрону с ума сходит, англосаксы недоделанные».
«Впрочем, глаза у парня живые», – справедливости ради отметил про себя старший редактор.
– Я стихи принес, – сказал юноша и положил на стол густо исписанный листок.
– Вижу, что стихи, – издевательски произнёс Фима. – Вам, милостивый государь, повезло. У меня как раз есть свободная минутка, так что прочту ваши вирши незамедлительно. Садитесь, – он указал на стул с узкой и длинной как штык спинкой.
Однако… Фима перечитал стихотворение вновь и бросил на поэта быстрый профессиональный взгляд. Юноша сидел неподвижно и смотрел в окно. Однако невероятно. В столь юном возрасте и такая глубина и простота одновременно. Несомненно, шедевр. Только вот начало, начало, конечно, ни к чёртовой матери.
– Знаете что, – Фима помедлил и надел для солидности очки. – Должен сказать, молодой человек, вы написали замечательное стихотворение. Пожалуй, даже гениальное. Вас как звать-величать?
– Михаил Юрьевич, – сказал юноша.
– Так вот, Михаил Юрьевич, всё прекрасно, только первая строчка никуда не годится. Ну что это, дорогой мой, за ерунденция: «Белеет парус одинокий как лебединое крыло». Чушь и белиберда. Вы бы ещё написали «леблединое», прости меня, господи, грешного, – распалялся старший редактор. – Так, знаете ли, голубчик, далеко можно ускакать: лебяжий пух, выцветшая шкурка енота. Нет, так не пойдёт. Здесь требуется нечто устремленное за горизонт и вместе с тем самое обыденное. Хотя бы вот так, – Фима артистично изогнулся и продекламировал:
«Белеет парус одинокий в тумане моря голубом…»
– Не уверен, – задумчиво произнёс юноша. – Мне не очень нравится.
– Да насрать мне, что ты не уверен, – рявкнул Фима и опубликовал стихотворение в ближайшем номере журнала.
Вот так и появился на свет великий русский поэт М. Ю. Лермонтов, зампосолнцу русской поэзии и всё такое прочее. А что Фима Конторович? Да что Фима, кто ж его теперь помнит, кроме разве что автора этих строк. А жаль…
Встреча в море
Лёгкий бриз покачивал лодку, в которой спал сном праведника Автандил Степанович Сиракузов. Лодку вынесло в открытое море вчера, поздним вечером, когда Автандил Степанович, перевалившись через борт, отдался на волю Морфея. Ужиная в «Риони», Сиракузов встретил давнишних знакомых, кахетинского и «на посошок» имеретинского было выпито немало, полусгнившая веревка, которой лодку привязали к пристани, не выдержала напора грузного тела, и плавучее средство вместе с ничего не подозревающим мастером сапожных дел отправилось навстречу судьбе.
Автандил Степанович проснулся от слепящего солнца. В голове шумело, на душе было тоскливо, во рту ощущался очевидный привкус ослиных какашек. Он мрачно оглядел безбрежную водную гладь и вдруг, резко, сразу, до потери рассудка, испугался: «Это что же, смерть моя пришла? Здесь даже весел нет».
Он зачерпнул морской воды и умыл лицо: «Вот так, наверное, ад и выглядит. Боже праведный, как пить хочется. Обычной воды, из колодца, да хоть из лужи. За что мне такое наказание? Помер бы как люди, в своей кровати, чтобы жена причитала, а дети постные рожи корчили».
Сиракузов с надеждой всмотрелся в горизонт: «Должен же здесь кто-нибудь плавать, пароходы или рыбаки. Ведь не так далеко от Батума лодку отнесло».