Британские СС - стр. 6
– Не теряйте надежды, – посоветовал Келлерман.
Это что, намек на интрижку с секретаршей?
– А как сейчас ваш сын?
– Все хорошо, он в тот день был в убежище.
Келлерман наклонился, чтобы зажечь ему сигару. Дуглас еще не привык к манере немецких офицеров плескать себе в лицо одеколон после бритья, и снова у него перехватило дух от густого запаха. Он затянулся, кончик сигары начал тлеть. Признаться, Дуглас предпочел бы унести сигару с собой, но Келлерман всегда обставлял все так, чтобы она была раскурена на месте. Вероятно, хотел удостовериться, что одариваемый не пойдет ее продавать. А может, просто считал, что истинный джентльмен не позволит коллеге покинуть кабинет с нетронутой сигарой в кармане.
– И больше никаких трудностей, инспектор? – Проходя за спиной у Дугласа, Келлерман остановился и опустил руку ему на плечо, словно бы в знак поддержки.
На что он намекает? Не на письмо ли от секретарши, которое обнаружилось сегодня во входящей корреспонденции? Секретарша ставила его в известность о своей беременности и требовала двадцать тысяч оккупационных марок, пояснив – на случай, если он не знает, – что фунты стерлингов в абортариях нынче не в почете. Дуглас на самом деле получал часть своего жалованья в оккупационных марках. Пока ему не удалось выяснить, как именно письмо попало в кабинет. Вероятно, она передала его через какую-то из подружек в канцелярии. А может, вообще сама принесла.
– Никаких трудностей, которыми следовало бы обременять господина генерала.
Келлерман улыбнулся. Из-за нервного напряжения Дуглас обратился к нему в третьем лице – в странной манере, свойственной самым подобострастным немецким подчиненным.
– Вы помните, каким был этот кабинет в прежние времена? – спросил Келлерман.
До войны комиссар полиции, выходя из кабинета, оставлял дверь открытой, чтобы обеспечить доступ рассыльным. Поступив на службу в Скотленд-Ярд, Дуглас частенько находил повод зайти в пустой кабинет в такие часы и подолгу рассматривал его с благоговением мальчишки, выросшего на детективных романах.
– Я довольно редко бывал здесь.
– Мы живем в непростые времена, – произнес Келлерман, будто извиняясь, что визиты Дугласа в этот кабинет участились.
Он наклонился над столом и стряхнул пепел в модель Тауэрского моста из белого фарфора. Какой-то оборотистый умелец снабдил свою версию моста флагами со свастикой и надписью черно-красным готическим шрифтом: «Перемирие. Лондон. 1940».
– Прежде нашей полиции не поручали никаких… – Келлерман явно с тщательностью подбирал слова, – политических задач.
– Да, наша полиция не имеет отношения к политике.
– Ну все же это не совсем так, – мягко возразил Келлерман. – В Германии принято называть вещи своими именами, и политическая полиция зовется политической полицией. Здесь же ее функции исполняет «особый отдел», поскольку англичанам чужда прямота в таких вопросах.
– Вы правы, сэр.
– Однако рано или поздно настанет день, когда я больше не смогу сдерживать давление Берлина, и нам придется встроиться в полицейскую систему Германии.
– Англичане довольно настороженно относятся к нововведениям, сэр.
– Не пытайтесь играть со мной в игры, инспектор, – предостерег Келлерман все тем же учтивым тоном и с той же мягкой улыбкой. – Вы понимаете, о чем я.
– Боюсь, что нет, сэр.