Размер шрифта
-
+

Брехня - стр. 8

– И… – хотел что-то сказать Илюха, но Шмаль уже закрыл дверцу и зашагал к своему коттеджу.

Разговор этот продолжения не имел, но осадок в душе Илюхи оставил. Разливахин, правда, и думать не стал в эту сторону, не хотелось ему баламутить то, что осело и улеглось, но зарубку на сердце тогда сделал. И теперь он косился на Дашку и в самом деле боялся услышать ответ на тот самый прямой вопрос, который висел у него на языке.

Он успел досчитать до пятидесяти пяти, когда Дашка шевельнулась и с фирменной усмешкой выдала:

– Деньги лежали на галошнице. А телефон я нашла на скамейке у подъезда, когда за мукой ходила. Не включала, может, запароленный, хотела написать объявление, да на дверь повесить, но не успела. Пельменями занялась. Чей хоть он?

– Разберусь, – пробурчал Илюха, подхватил Лешкин телефон вместе со сторублевками и сунул его в карман. – А стираешь чего?

– Тюльку из спальни решила постирать, – спокойно ответила Дашка. – Серая уже от пыли стала.

Илюха сделал шаг по коридору и посмотрел через горницу на открытую дверь во вторую комнату. Тюли на окне спальни и в самом деле не было. Карниз, правда, оставался на месте, но дубовым был тот карниз, местного производства. На нем можно было вешаться. Выдержал бы.

«Девяносто два, – продолжал считать про себя Илюха. – Девяносто три».

– Чего делать-то собираешься? – почесала мучной рукой нос Дашка, отчего тот сделался белым. – Я хотела после обеда к мамке съездить. Я велосипед возьму?

«Девяносто восемь, девяносто девять, сто, – закончил отсчет Илюха. – Никогда она раньше про велосипед не спрашивала. Перебор. В обратную сторону что ли отсчет брать?»

За окном спальни, которое как раз выходило на другую сторону дома, засвистела сирена скорой помощи и тут же смолкла. Послышались голоса и даже как будто чей-то стон. На лице Дашки не дрогнула ни одна мышца.

– Ну так чего? – спросила она.

– Не знаю пока, – вздохнул Илюха. – Велосипед бери, чего не взять. А я пойду покурю.

– Ты же бросил! – словно ожила Дашка, то ли удивляясь, то ли собираясь закатить скандал. – Уже лет пять как!

– Иногда надо, – вдруг совершенно спокойно сказал Илюха. – Для сердца. Чтобы… чего не вышло. Я только одну.

За окном снова завелась какая-то машина. Наверное, та самая скорая. Уже не глядя на жену, Илюха сбросил с ног сапоги, сунул ноги, не меня носков, в стоптанные кроссовки и вышел из квартиры. Когда он спустился на первый этаж, покинул подъезд и присел на скамейку, сердце и в самом деле билось в груди так, что захотелось окутать его клубами уже забытого дыма. Но сигарет не было.

Мимо скамейки просеменила пергидрольная Манька, цокая языком и жадно встряхивая тюлевую штору с позвякивающими на ней зубастыми прищепками. Где-то в горле образовалась несглатываемая горечь, и Илюха потянулся к карману, вытянул оттуда ту самую заветную и только что обретенную бутылочку «Божьей росы» и попытался сорвать с нее пробку. У него ничего не вышло. Он с недоумением вытаращился на бутылку, встряхнул ее и снова попытался скрутить пробку, накинув на нее для верности грязный носовой платок. Пробка проворачивалась в ладони вместе с бутылкой, но с места не сдвигалась ни на миллиметр.

«Захрясла!» – понял Илюха и вдруг подумал, что следовать двум правилам не так уж и сложно. Куда как сложнее выполнять то, что Сан Саныч к счету не представил, но почему-то упомянул – не быть дураком. Как будто это зависит от человека. Щелкнул пальцами, и ты уже не дурак.

Страница 8