Братья - стр. 36
– Ты будешь таким, как я. – Бормотал нищий, глотая слова. – Луна ложится в море, когда люди начинают свой день. Я видел. Море слизывает куски луны по частям. Она тонет в воде. Морская соль – вот что остается от луны. Каждое утро она отдает свою соль воде, а вечером взбирается на небо, чтобы повторить все сначала. Соль остается на руках и губах. Ты облизываешь их, когда хочешь умерить жажду, но никогда не утолишь ее до конца. Потому что луна – это и есть соль. Ты будешь тяготиться светом луны, и никогда не сможешь напоить себя. Твоя жажда заставит тебя скитаться, уходить все дальше. Солнце – не для тебя. Оно для других, но ты не такой, как они. Ты уже выбрал, хоть не хочешь признаться себе. Следуй своему выбору. Все решено. Ты будешь невиновным попадать в тюрьму. А когда убьешь, останешься безнаказанным. Ты будешь обласкан, ты переживешь потери. И, может быть, ты сумеешь рассказать об этом. Однажды ты войдешь в волшебный город Азгард. Там лунный свет последний раз коснется тебя. И ты останешься один в темноте.
Нищий замолк. Несколько раз, находясь в сильном возбуждении он снимал и вновь надевал грязную шапку. Стриженая голова его была покрыта крупными каплями пота, длинный белый рубец рассекал ее поперек.
Михаил вытащил монету, протянул ее нищему, а тот, тыча пальцем, показал на изображение солнца. – Видишь, ты сам отдал мне. – Он спрятал монету внутрь ветхой рубахи. – Твой выбор сделан.
– Я не могу решиться.
– Ты сильный. – Нищий заговорил рассудительно и спокойно. – За сильных решает судьба. Это слабые не могут преодолеть ее. Ты дозреваешь, как яблоко. Первый порыв ветра сорвет тебя. Ты можешь упасть, чтобы сгнить в траве. Такова общая участь, и они не задумываются над ней. Но ты можешь преодолеть силу падения. Ты просто станешь другим. – Нищий поднес руку к губам, глубоко втянул в себя воздух, долго сидел, качая головой и пристально глядя на Михаила. Взгляд его был полон сочувствия, а потом стал расплываться, как будто там внутри в глубине уродливого черепа медленно гаснул свет. Глаза его стали незрячими. Он медленно встал, вернулся на прежнее место близ дороги и уселся в пыль, подложив под себя шапку.
В городе было время большой ярмарки. Бесконечной чередой товары шли сюда из всех стран запада и востока. Здесь в самом центре огромного пространства Европы легко ощущалась жизнь далеких окраин, почти недоступных для игры воображения, и вместе с тем узнаваемых зримо, наощупь, на вкус. Здесь можно было увидеть персидские ковры и размять руками тончайшую, как пух шерсть армянских коз, упиться темным палестинским вином, объесться до тошноты засахаренными сирийскими фруктами, сравнить достоинства дамасских и миланских клинков, полюбоваться дешевым шелком из итальянской Лукки, контрабандными тканями Византии, запрещенными к вывозу за пределы империи, примерить арабский плащ с золотым орнаментом, ощутить щекой русский мех, полюбоваться прозрачным рисунком фризских кружев, убедиться в прочности брабантского полотна, вдохнуть аромат бальзамических смол, фимиама – высушенного сока дерева, которому до сих пор поклонялись в далекой Аравиии, попробовать и сравнить масло греческой и иорданской оливы, оценить по достоинству кипрский ладан и высушенный сок алоэ, прицениться к китайскому ревеню и камфаре, используемых для лекарственных нужд, насладиться цветом пурпура, добываемого из финикийских улиток, выползающих на берег в часы прилива, надкусить твердый мускатный орех, вздрогнуть от резкого запаха мускуса, добытого из желез тибетского быка, увидеть, прощупать, обнюхать, попробовать немало других невиданных диковин, а заодно присмотреться к товарам своим, каждодневным, без которых в жизни не обойтись – к хлебу, к домашнему скоту, к птице, утвари, да мало ли еще к чему, лишь бы деньги не переводились и звенели в кармане. Все это было здесь открыто, щедро, за распахнутыми дверьми купеческих лавок и складов. Подходи, смотри, выбирай.