Братья Лэнгстром. Пробуждение Оливии - стр. 28

Я в отчаянии хватаюсь за голову:

– Я не могу это контролировать!

– Тебя кто-то принуждает под дулом пистолета? – Уилл издает усталый и очень печальный смешок. – Видимо, я его не заметил этим утром.

– Я делаю это во сне, понятно? – рычу я. – Это как лунатизм, только я бегаю, когда сплю.

Не могу сказать, что повергает меня в больший ужас: то, что меня уже хотят выгнать, или то, что я только что сказала ему правду. Не знаю, зачем я это сделала. Я признавалась в этом всего раз за всю свою взрослую жизнь, и ничего хорошего из этого не вышло.

На один миг Уилл замирает, а затем закатывает глаза.

– Это самая бредовая вещь, которую я когда-либо слышал, а я слышал немало бреда.

Мне следовало ожидать такой реакции, но тем не менее это больно.

– Отлично, можешь не верить. Выгоняй меня из команды. – Я вскакиваю на ноги. – Хотя знаешь что? Даже не утруждайся: я, черт возьми, сама ухожу.

Я хлопаю дверью и бегу через весь кампус обратно в свою гребаную квартиру, которая мне была нужна только для того, чтобы учиться в этом университете – куда я вообще не хотела поступать. Мне действительно жаль, что я не могу заплакать. Я бы хотела заплакать прямо сейчас.

Я испортила абсолютно все…

Уилл

За ней захлопывается дверь, и я остаюсь в кабинете один, совершенно ошеломленный.

Ее история выглядела настолько притянутой за уши… Я ни на секунду не задумывался, что она может оказаться правдивой… Пока Оливия не подскочила с широко распахнутыми глазами, в которых плескалась боль.

И все-таки это никак не может быть правдой. Существует снохождение, да, но не снобегание же!

Это просто один из многих ее талантов – умение рассказать откровенный бред так, чтобы вам захотелось в него поверить. Как только эти огромные зеленые глаза демонстрируют хоть каплю уязвимости, ей сразу хочется вручить свои ключи от квартиры и отдать всю зарплату. Да поможет Бог тому бедолаге, который станет ее парнем.

Это даже к лучшему, что она ушла из команды. С самого первого дня от нее были лишь одни неприятности – но больше она не моя проблема. И все-таки по дороге на ферму я чувствую странную опустошенность.

– Как соревнование? – спрашивает мама.

«Отвратительно». Моральный дух команды оказался на самом дне, причем я не могу целиком винить в этом Оливию. Я был чертовски зол по дороге на соревнования – и еще больше зол на обратном пути.

– Не спрашивай, – бурчу я. – Пойду проверю лошадей.

На мамином лице появляется та самая улыбка, которая всегда заставляет меня вновь почувствовать себя маленьким ребенком, делающим что-то не то.

– С лошадьми все в порядке. – Она неодобрительно щелкает языком. – Садись за стол, а я приготовлю что-нибудь перекусить.

– У меня нет времени на перекус. Мне нужно сделать гребаную кучу работы, и к семи меня ждет Джессика.

Мама все равно усаживает меня на стул.

– Всего один бутерброд, и я оставлю тебя в покое, – обещает она.

А поставив передо мной бутерброд и порцию жареной картошки, моя мать начинает постепенно вытягивать из меня рассказ об этом крайне неприятном утре.

– Короче говоря, она меня не послушалась, и поэтому мы проиграли, причем я с самого начала предупреждал Питера, что так и будет.

– Похоже, вы проиграли бы в любом случае, с Оливией или без нее? – мягко замечает мама.

– Но если бы ей не приспичило побегать с утра, то мы бы сегодня стали по крайней мере призерами, – настаиваю я, хотя уже не всерьез. – А потом в качестве оправдания она рассказывает совершенно нелепую историю…