Братья Лэнгстром. Пробуждение Оливии - стр. 20
Это воскресенье – один из таких дней. Где-то там мой брат празднует свой двадцать четвертый день рождения. Он сбежал, когда ему было восемь. Мэттью всего на три года старше меня, хотя в то время разница казалась просто колоссальной. Год спустя родители тоже меня бросили и уехали. Помню, как я беспокоилась, что однажды брат захочет вернуться, объявится у нашего старого дома, словно заблудившийся пес, но обнаружит, что нас там нет.
Интересно, он так же одинок, как и я? Может быть, уход из дома в таком юном возрасте дал ему фору; возможно, кто-то его приютил. Сейчас он, наверное, уже окончил какой-нибудь университет. Ему всегда нравилось строить: он сооружал замысловатые башни из банок и палочек, такие шаткие конструкции, которые разрушало первое дуновение ветерка. Так что, возможно, теперь он инженер или архитектор. Может быть, он уже женат или подумывает об этом…
На ужин я беру кекс, но не съедаю его сразу, а закрываю глаза и загадываю желание, как будто на нем горит свеча и как будто право загадывать желание сегодня за мной: я желаю, чтобы жизнь моего брата оказалась счастливее, чем моя.
Я просыпаюсь незадолго до рассвета на незнакомой дороге, вся в поту. Сердце в груди все еще колотится как сумасшедшее.
День рождения Мэттью всегда навевает кошмары, так что, пожалуй, мне следовало этого ожидать. Я делаю шаг и вздрагиваю от боли. Подняв ногу, замечаю большой кусок стекла, застрявший в пятке.
– Ну почему, почему ты всегда скидываешь гребаную обувь? – обреченно жалуюсь я и, морщась, вытаскиваю стекло из ноги.
Это происходит далеко не в первый раз, но порез глубокий, и мне чертовски больно, когда я ковыляю обратно домой босиком. Полагаю, я должна радоваться, что это меня хотя бы разбудило. Иногда рана и боль становятся частью сновидения, и все, что попадается под мои босые ноги, только заставляет бежать еще отчаяннее, чтобы спастись от того, что преследует меня.
Когда я возвращаюсь к себе, мне едва хватает времени по-быстрому перебинтовать ногу в надежде, что так я смогу протянуть до конца тренировки.
Но куда уж там…
– Ты бежишь как шестилетка на Дне спорта, – говорит Уилл пару часов спустя.
Я тяжело вздыхаю, чувствуя сегодня утомление сильнее, чем обычно.
– Вот он – тот голос поддержки, которого мне не хватало все выходные, – ехидно отвечаю я. – И к слову: я по-прежнему быстрее всех остальных.
Уилл сурово смотрит на меня ярко-голубыми глазами.
– В данный момент я не тренирую «всех остальных». Я тренирую тебя и хочу знать, почему ты прихрамываешь.
Его глаза прищурены, а взгляд непреклонен. Он уже уверен, что я бегала без его разрешения, и я не собираюсь сообщать ему, что он прав.
– Утром я разбила банку и порезала ногу.
Он смотрит на упомянутую ногу так, словно у него рентгеновское зрение.
– Дай мне взглянуть.
Я закатываю глаза, направляясь к скамейке, и задаюсь вопросом, что им движет: беспокойство или недоверие. Затем я снимаю кроссовку и носок и представляю ему на обозрение свою пятку, нетерпеливо подергивая стопой. Повязка на ней пропиталась кровью.
– Счастлив?
Он бросает на меня хмурый взгляд, а затем подходит ближе, хватает меня за лодыжку, приподнимая стопу, и сдвигает бинт в сторону.
– Оливия, ты должна сходить в медпункт. Здесь нужен шов.
– Все будет в порядке. – Я пожимаю плечами. – Мне просто нужен денек, и все заживет.