Братья и сестры. Тетралогия - стр. 92
Федор Капитонович проводил глазами гостью до поворота дороги, покачал головой и, прикрыв воротца, вошел в дом.
В сенях, растолкав жену, приказал:
– Убери со стола да прибери заулок… Шляется, прорва ненасытная.
Потом в кухне еще раз перечитал записку.
– Вишь ты, друг любезный. «Выручай…» – промолвил он вслух и задумался.
Федор Капитонович вернулся из германского плена в двадцатом году. Другие приезжали – в чем душа держится: желтые, худущие, в рваных шинелишках мышиного цвета. Федор Капитонович приехал как с заработка: в черной фетровой шляпе с загнутыми кверху полями, с большим кожаным чемоданом заграничной работы. О содержимом этого чемодана ходили самые невероятные слухи, но тайна приоткрылась лишь к весне. В начале весны, когда стали готовиться к выезду в поле, Федор Капитонович вдруг начал непонятную возню на своем огородишке. Пекашинцы с удивлением наблюдали, как он сооружает какие-то деревянные срубы с застекленными рамами, кутает их на ночь соломой и ветошью. Потом стали говорить, что в этих срубах растут какие-то заморские диковинки. Всем хотелось взглянуть на них. Особенно донимали своим глупым любопытством бабы да девки, которые часами торчали у огорода. Федор Капитонович оторвется от работы, подойдет к ним с ведром и, указав на колодезный журавль, скажет:
– Растение у меня такое. Без водицы к себе не пущает.
Осенью Федор Капитонович отвез огурцы и помидоры в район и, к великому удивлению земляков, вернулся оттуда с деньгами да еще с почетной грамотой рика.
– Хитростью не изойди, Федя, – сказала набожная мать-старуха, не одобрявшая затей сына.
– Ничего, мамаша. Мне бы только руки наставить.
И он таки наставил. В соседней деревне взял за себя здоровенную девку, которая была чуть ли не на голову выше его самого.
Пекашинский зубоскал Пека Векшин в первый же день, пораженный внушительным ростом новобрачной, посочувствовал:
– Не по себе сук загнул, Федя. К эдакой колокольне без лестницы не подступишься.
– Пустобрех непутевый, – сплюнул Федор Капитонович. – Мне не об утехах думать. Семя-то в худую почву бросишь, знаешь, какой урожай?
Урожай Федор Капитонович снимал действительно завидный. Что ни год, то девка – одна здоровей другой. Иной бы мужик от такой беды волосы на себе рвал, а Федор Капитонович ничего, на судьбу не жаловался. Бывало, понаделает маленькие коски, выведет своих дочушек на пожню, – смотришь, каждая тюкает себе да тюкает, а Федор Капитонович в своей неизменной черной шляпе деловито расхаживает от одной к другой, поправляет бруском коски да наставляет:
– Чище, чище коси, доченька.
Пекашинские мужики только руками разводили:
– Умственный ты человек, Федя! Из дерьма сапоги шьешь. Начальством бы тебе каким…
Ну и конечно, когда в деревне организовался колхоз, Федора Канитоновича сразу же назначили бригадиром по огородничеству.
Размахнуться решили широко, спрос на овощи был огромный, в районе одних леспромхозов было несколько, да и самим колхозникам охота была иметь соленый огурец к столу. К маленькому огородику Федора Капитоновича прирезали целые гектары лучшей земли, возвели новые, с широкими рамами, парники. Летом было любо смотреть, как лопушится в них ядреная зелень, уверенно набирают силу огурцы и помидоры.
Но вот подошла осень – и от обильного урожая собрали одни пустяки, так что и делить на трудодни было нечего.