Братья и сестры. Тетралогия - стр. 78
– Знамо, Степонька, – с уважением сказала Василиса. – О прошлом годе попросила берестяной коробки – на крыльце висит. Дай, говорю, Макаровна, по ягоды сходить. Нет, говорит, не дам этой коробки. Жалко, говорю? Нет, говорит, я в этой коробке сына родила. Как, говорю, в коробке? А так, говорит, с пожни шла да на болоте за домами и родила. В этой самой коробке и домой принесла.
– Беда какая! – удивилась Дарья. – Сам до упаду робил и жену хотел в гроб вколотить.
– Дак ведь, Дарьюшка, – живо вступилась за Степана Андреяновича Василиса, – слыхала, с чего житье-то у его начиналось? Не с родителевых капиталов пошел.
Варвара, краем уха прислушиваясь к разговору, поморщилась: ну, теперь разведут скучищу… Выгибаясь, она расправила плечи, так что косточки хрустнули, и, игриво, притопывая ногой, запела:
Мужичка бы нам подали – Вот тогда б мы зажили…
– Варуха, бес, – сонно заворчала Марфа, – опять тебя затрясло…
Благочестивая Василиса встала, строго поджала постные губы:
– Срамница… пятница сегодня – нет того, чтобы о божественном… – И, тяжело переставляя свои старые ноги, на ходу крестясь, пошла на другой конец зарода.
Варвара с пресерьезным видом поклонилась ей, как послушница игуменье, и первая прыснула со смеху. Женки заворочались, заулыбались. Марфа, сердитая, злая (не дала, змея, соснуть), резко поднялась, села:
– Ох, Варуха, Варуха… И чего в тебе мужики нашли – всю жизнь липнут. Баба как баба. Только что на месте усидеть не можешь – тебя как чирей всю жизнь точит.
– Хлеб один, да скус не один, Марфинька, – под одобрительный смешок ответила Варвара.
– Иди ты со своим хлебом…
– Я, Марфинька, знаешь какая? – не уступала Варвара. – Захочу – сам леший захохочет. Не веришь?
Она шагнула к Марфе и вдруг со смехом, дурачась, набросилась на нее, опрокинула навзничь.
– Куча, куча-мала! – заголосили женки.
Марфа, барахтаясь в сене, скинула с себя Варвару, села на нее верхом и, тяжело дыша, побагровевшая, пристыженная, начала отвешивать ей по мягкому месту.
Варвара придушенно визжала, извиваясь под Марфой, сучила ногами.
– Варка, Варка, бесстыдница… – упрашивала, трясясь от смеха, Дарья. – Не заголяй ноги – старика моего перепугаешь.
Наконец Марфа, отведя свою душеньку, отпустила ее. Та легко встала, начала ощупывать бока.
– Ну как, довольна? – ухмыльнулась Марфа.
– Еще как довольна-то, Марфа Павловна! Меня так-то ни один мужик не обнимывал. Марфушка! – воскликнула Варвара, снова подступая к ней: – И почто Бог из тебя мужика не сделал?
Марфа с неподдельным ужасом замахала руками:
– Бог надо мной сжалился. Не то бы с шеи с моей не слезала.
– А я и так не слезу.
И Варвара ухватила Марфу за шею, прижалась к ней мокрым телом. Та лениво и нехотя оттолкнула ее и, брезгливо скривив губы, с усталостью сказала:
– Отстань, смола… Я весь век об этом не думала, а теперь поздно.
Она задумалась, мрачно сдвинула брови:
– Мне бы конца войны дождаться да с белым хлебом чаю напиться… Досыта! – добавила она с ожесточением.
В наступившей тишине кто-то вздохнул:
– Да хоть бы со ржаным…
– Нет, с белым! – упрямо повторила Марфа и таким взглядом поглядела на женок, точно готова была разорвать каждого, кто осмелился бы лишить ее этой надежды.
И те согласно закивали:
– С белым, с белым, Марфинька…
– Варка, Варка, – дернула Варвару за подол Дарья. – О мужике горевала – идет…