Размер шрифта
-
+

Братья и сестры. Тетралогия - стр. 25

Анфисе ли было выгораживать Лихачева, но слова Федора Капитоновича покоробили ее.

– А пустой и был человек, – продолжал Федор Капитонович. – Жалеть нечего. У самого царя в голове нету – хоть бы умных людей слушал…

– Ну тебя-то он слушал – грех обижаться.

– Да ведь как слушал? Я ему, бывало, так и эдак. А он все свое… Знамя? Да ты сперва о колхозе радей! – вознегодовал Федор Капитонович. – А знамя что – не уйдет, по заслугам и награда…

Успокаиваясь, он вынул кисет, свернул цигарку, выбил кресалом искру. Едуче запахло самосадом. Анфису всю так и передернуло, но она сдержалась.

Федор Капитонович затянулся, пошарил глазами по столу, по подоконнику и, не найдя посудины, стряхнул пепел на ладонь. Вместе с пеплом от цигарки отвалился красный уголек, но рука Федора Капитоновича даже не дрогнула. Это так удивило Анфису, что она невольно и с каким-то безотчетным страхом взглянула ему в лицо. Сквозь волны сизого дыма на нее по-прежнему ласково и умиленно смотрели маленькие слезливые глазки. Тогда она снова перевела взгляд на руку. Большущий, согнутый, как крюк, палец, дожелта прокуренный. Потом она разглядела и всю руку – каменно-тяжелую, жилистую, с задубевшей кожей на ладони.

«О господи, вот дак ручища», – подумала Анфиса, окидывая глазами щуплую фигуру Федора Капитоновича.

Оправившись от изумления, она спросила:

– Когда думаешь в поле выезжать?

– Да ведь когда… Ежели, скажем, к примеру…

– На Широком холму обсохло. Начинать надо.

Федор Капитонович внимательно посмотрел на нее и вдруг с готовностью воскликнул:

– Это уж беспременно! Я завтра пробный выезд хочу сделать. С тем и пришел…

– Вот и ладно, – сразу подобрела Анфиса, а про себя подумала: «Может, и зря о нем худо думаю?»

И Федор Капитонович, словно желая рассеять остатки ее сомнений, строго добавил:

– Да ведь как же! Война – понимать надо!

Потом, зажимая в руке окурок, глянул под стол:

– Смотрю, в башмаках. От форсу аль по нужде?

– Какое от форсу… – застеснялась Анфиса, подбирая ноги. – У старых сапожонок союзки обносились. Уже теленка сдам – дадут кожи…

– Да ведь теленка когда сдашь, а без сапог… Оно, конечно, председательская работа чистая, а все же разъезды, то-се. Нет, председателю беспременно сапоги надо! – убежденно сказал Федор Капитонович.

Лицо его вдруг приняло озабоченное выражение.

– Что же нам с тобой делать-то, Петровна, а? Разве что… – начал размышлять он вслух. – Ну да! Ты вот что, приноси свои сапожонки. У меня где-то союзки валялись. Ночь посижу, к утру сработаю.

– Что ты, Федор Капитонович, я уж как-нибудь выкручусь. А союзки тебе самому сгодятся…

– И не говори, и слушать не хочу! – рассердился Федор Капитонович. – Плачь, да выручай. На этом свет держится. Об этом и партия учит…

Растроганная до глубины души, Анфиса не знала, как и благодарить:

– Ну, спасибо тебе, Федор Капитонович. Ты меня так… так выручишь… Там и союзки-то небольшие надо. А я уж тебе, теленка вот сдам…

– Пустое говоришь, – опять строго оборвал Федор Капитонович. Затем, почесав затылок, как бы между прочим добавил: – А ты мне хоть пудишко на первый случай… Больше не прошу… Сам знаю – война…

Анфиса непонимающе уставилась на него.

– Мучки, говорю, со склада. До краю дожил. – И, видя, что председатель растерянно шарит по столу руками, Федор Капитонович подсунул ей бог знает откуда взявшийся листок бумаги. – Не ищи; знаю, что дела еще не приняла…

Страница 25