Братья и сестры. Тетралогия - стр. 19
– В газете читал. Это он сдал свое добро в фонд Красной Армии?
– Пошевни-то да дрожки? Он. А про меня уж в той газетке ничего не написано? – с неожиданным простодушием спросила Варвара. – Иняхины мы. Я тоже овцу сдала.
– Ва-ру-ха!.. – донесся злой, хриплый голос с поля.
– Эко пасть-то раскрыла. Без Варухи шагу не ступит, – рассердилась Варвара, но ответила с неизменной ласковостью: – Иду, иду, Марфинька…
Затем, обернувшись к Лукашину, она торопливо заговорила:
– Командировочные-то у нас всё больше у Марины-стрелехи останавливаются. Она из-под земли вино достанет. Ну а теперь вина нету, кто рад со старухой! С одним глазом, ничего не видит. Вы ко мне приходите.
– Ва-ру-ха!..
– Околей ты дале, иду. Могла бы и мою лошадь пригнать. – Варвара сделала несколько шагов и опять обернулась к Лукашину: – Дак вы ко мне, ежели пожелаете… Летось учитель жил – ничего, не обижался…
Варвара засмеялась и, махнув красным подолом, скрылась за пригорком.
– Ну и ну… – улыбаясь, покачал головой Лукашин.
Затем он еще раз посмотрел на одинокую фигуру старика, все так же неподвижно стоявшую на горе, и пошел к мосткам.
…Во дворе правления он увидел мужчину и женщину. Они стояли на открытом крыльце и, судя по всему, о чем-то крупно спорили.
– Не стращай, не поеду! – выкрикнула женщина. – Сама не поеду и людям не велю.
– Ты что? Приказы не выполнять? – наседал на нее мужчина в кубанке с красным перекрестьем поверху. – Весну военную встречаешь?
– Здравствуйте, товарищи.
Мужчина и женщина разом обернулись.
– А, фронт… – приветливо разулыбил свое рябое лицо мужчина и, сойдя с крыльца, протянул Лукашину руку. – Домой? На побывку? В какую деревню? Минина! – резко обернулся он к женщине. – Выделить лошадь! Немедленно! Понятно?
Темные глаза женщины сузились:
– Нету у меня лошади! Заняты… – И она, злая, сердито раздувая ноздри, сбежала с крыльца.
– Видал, какой черт! Да, брат, кто с немцами, а я с бабьем воюю. Ну мы это дело обтяпаем. Лошадь будет.
Лукашин, задетый за живое неласковым приемом женщины, проводил ее взглядом до угла. Она шла размашистой, мужской походкой.
«С характером», – подумал он.
– Лошадь мне не надо. Я к вам из райкома.
Час спустя Лихачев, весь красный, выскочил из бухгалтерской в общую комнату.
– Ну, как международная обстановка? – полюбопытствовал Митенька-малышня, растапливавший печку.
Лихачев грохнул дверью.
Глава шестая
План Лукашина, когда он отправлялся в «Новый путь», был самый обыкновенный: вечером в тот же день собрать колхозников, рассказать о положении на фронте, а затем уже, после этой духовной зарядки, влезать в колхозные дела. Но головотяпское распоряжение Лихачева, о котором узнал он от колхозниц в поле, опрокинуло все его первоначальные намерения. Надо было, как говорится, сразу брать быка за рога.
Два дня Лукашин знакомился с колхозными делами: разговаривал с людьми, обошел скотные дворы и конюшни, побывал в кузнице. Творилось черт знает что! Сеялки не ремонтированы, плуги, как на слом, свалены в кучу под открытым небом у кузницы – ржавые, с прошлогодней землей на лемехах. С кормами и того хуже: прохлопали, не вывезли до распутицы с дальних речек. И все это в колхозе, о котором в райисполкоме с уверенностью говорят как о добротном середняке, не внушающем опасений за исход посевной. А председатель? Слова доброго о нем никто не сказал.