Братья Булгаковы. Том 1. Письма 1802–1820 гг. - стр. 87
Министр внутренних дел представил в Совет записку, в которой доказывает невозможность снабжения провиантом новой армии в случае войны с Австриею. Он предвидит такие препятствия, что готов выйти из министерства, если его мнение не одержит верха. Государь 13-го едет в Финляндию, Сперанский его препровождает, о прочих не слышно еще. Отсутствие продолжится две недели. Финляндии дана будет конституция. Румянцев приехал 28-го; уверяют, что ему худо; не очень верю этому: говорят всегда о том, чему желают исполнения. Негодование против него растет со дня на день вместе со страшной дороговизной: мука поднялась в цене с 7 рублей до 26 рублей – неслыханная доселе вещь.
Вчера я обедал у Марьи Антоновны; сам с нею говорил; она меня обласкала, обнадежила. Милая женщина дала славную причину, отчего еще не говорила государю: она доказывает, что будет говорить только наверняка, чтобы дело непременно состоялось. Можешь себе представить, в каком я волнении. Держи все это в секрете. Я в отчаянии, что не могу дать тебе ответа по поводу Мальтийского ордена. Бог знает, сколько раз был я у Салтыкова, и все не могу его застать, все нахожу жену, а его никогда; я не сомневаюсь, что он тебе устроит это дело; во всяком случае, так или иначе, а это не уйдет от тебя; носи свой крест там, а я здесь буду хлопотать.
У нас будут шитые мундиры. Румянцев привез рисунки из Парижа; государь их опробовал, скоро выйдут.
Александр. Москва, 29 марта 1809 года
Я приехал сюда третьего дня. В Клину бросил Антонио с Гришкою и кибиткою, а сам поскакал на перекладных; в восемь часов был в Москве, несмотря на дьявольскую дорогу; но зато и теперь бока еще болят. Батюшка очень обрадовался: боялся, что я пропущу зимнюю дорогу и заживусь в Петербурге. Долго мы очень болтали, пришли Фавст, Чернышев и Жанно, узнав, что я приехал; пили все вместе чай. Батюшка в свое время лег спать, а я – к Фавсту, у которого ночевал.
На другой день опять долго поутру говорил с батюшкою. Он говорил мне об известном письме, о котором я писал тебе подробно из Петербурга и в котором я говорил ему об N. Вот его слова: «Ну, братец, я получил письмо, в котором ты мне говоришь о княжне, думал много об этом; ты знаешь чванство князя Василия, знаешь также состояние моего кошелька. Княжна, конечно, ангел, но я вижу много затруднений. Прежде всего, на ваше устройство нужно 50 000 рублей, нужен дом, затем платья, шали. Я хотя и не ханжа, но думаю, что если тут Божья воля, то мы не должны ей противиться». Я его прервал, сказав: «Все, что у вас прошу, это не отымать у меня надежду счастья, коим себя ласкаю». Батюшка отвечал: «Ну, увидим; Божья воля исполнится. Не доверяйся никому, будь скромен; ты веришь Фавсту как Евангелию, а он не что иное, как шалун». Княгиня Куракина (Воронцовская)[57], сестра П.П.Нарышкина, – наша поверенная; это очень достойная женщина и любит нас с нежностью, и N., и меня. У князя Василия я думал, что меня удушат от целований.
Александр. Москва, 15 апреля 1809 года
Женитьба моя почти решена. У меня было несколько совещаний с батюшкою. Мне казалось, я замечал в нем холодность; вместо того оказывается, что после моего знаменитого письма из Петербурга он не переставал заниматься сглаживанием препятствий. Он мне сказал, что возьмет на себя расходы по моему обзаведению. Ты знаешь, что батюшка нам оставил по 1000 душ каждому, свободных от всяких долгов