Братишки - стр. 14

– Точняк не знаешь, кто это? – мне почему-то казалось, что Дон врет. История какая-то… левая… журналист какой-то, стрельба. Если бы он сказал, что его на счетчик поставили или за ту стрельбу в ресторане менты прессуют – я бы поверил. Но с журналистом… левак какой-то. Мутная история…

Дон смотрел на дорогу.

– Не приедет она. Приняли ее.

– Поджечь? – спросил Дон, словно меня не слыша.

– Нет. Огонь увидят. Давай затолкаем жмуров в «девятку» и спихнем в Кальмиус. Тогда у нас будет время, чтобы уйти.

Дон посмотрел на меня. Между нами была «Нива», а под ногами – люди, которых мы убили.

– А ты не меняешься… бача.

– Нет, – я тоже посмотрел на Дона зло и прямо, – я изменился. И ты тоже. Мне не подают руки в Союзе. Как думаешь, почему?

Машину с трупами мы спихнули в Кальмиус, опустив стекла – чтобы затонула побыстрее. В реке эта машина не первая и не последняя. Вбитые Афганистаном правила подсказывали, что нельзя бросать исправное транспортное средство, и мы забрали «Ниву» – она совсем не была повреждена. Поэтому Дон гнал на «Ниве» впереди, а я – на «Террано» немного поотстав. Если все будет путем, то перед самой границей бросим. Если по любым причинам все путем не будет, еще одна машина давала нам куда больше шансов. Оба автомата были у Дона в машине, от ружья он забрал только патроны. Сказал, что само ружье – дерьмо…

Мы уже были у самой границы, как вдруг Дон съехал на обочину и тормознулся. Я остановился чуть впереди. Подошел к машине:

– Сломался?

– Не… – Глаза Дона лихорадочно блестели. – Давай назад сгоняем, а?

– Ты в уме? Куда?

– Ольгу заберу.

– Они послали киллеров. Ее или приняли, или уже утопили, или она подставная, на них работает.

– Садык… – он второй раз назвал меня моим армейским псевдонимом, – братан, у тебя любовь есть?

Еще год назад я знал бы что отвечать. Сейчас – нет.

– Не знаю, брат. Есть, наверное…

– И у меня есть. Оля… мне без нее свет не мил, понимаешь… А ее Сашка – мне как родной, понимаешь, да?..

– Тебе бы романы писать.

– Да что ты понимаешь…

Я задумался. Конечно… глупость делаем. Но…

– Вить, вот что мы за собой оставим, ты думал?

– Знаешь, как говорят: ты бабай, и я бабай, и ты мозги мне не сношай. Поедем. Только сделаем всё по-моему, о’кей?

– Да как желаешь.

– План рисуй, где живет. Ее двора и окрестных…

Город, в который мы ехали, был типичным шахтерским городком. Серые обшарпанные пятиэтажки, въевшаяся повсюду угольная пыль, разбитые дороги. Освещенный, сваренный на хоздворе местной шахты ларек с немудреным набором атрибутов «красивой жизни», включающей в себя въетнамские гондоны, шоколадки «Сникерс» и набор бухла, из которого выделялись портвейн «Слынчев Бряг» и местная «Шахтерская особая». А моя чуйка вовсю кричала о беде.

Например, что делает у ларька вон та телка? Пацана рядом нет, одета невоздержанно, как на промысел. Работает барышня? Тогда почему здесь, не на трассе? Почему одна – работающие барышни обычно группками стоят.

Я посмотрел на часы. Час до рассвета.

Дон мигнул, как было оговорено, фарами, укатил вперед, а я свернул с трассы и пошел по дворам, пытаясь одновременно вести машину, читать нарисованную на обрывке бумаги карту и проклиная Дона с его не кстати проявившейся любовью…

Если бы не Наташка, врезал бы я Дону по морде, ох врезал бы.