Брат моего жениха - стр. 24
– Можно.
– А еще, скасал, что пливезет мне басого зайку. Из Амелики. Мусь, а сто такое Амелика? Это далеко? – скачет на месте юла, пока я пытаюсь ее поймать и закутать в полотенце.
– Далеко, малышка. Очень. Но раз уж Рысь сказал, – улыбаюсь, – значит сделает. – И надеюсь, нескоро. Ну, или передаст игрушку через Славу. – Сейчас быстренько переодеваться, пить чай и скоро поедем домой.
– Угу. Муль, – хватает мое лицо своими холодными после воды ладошками дочурка. – А мне нлавится Леша, – ни в какую не хочет переключаться на другую тему. – Он сильный.
– Замечательно, – улыбаюсь отрешенно, вытирая и ероша буйные кудряшки.
– Муля, а мозно у меня папуля будет, как Лысь? – выдает задумчивое Ляся, заставляя меня замереть с занесенными над ее головой руками.
– Какой такой? – выходит хриплым, испуганным голосом, что и сама не узнала.
– Класивый, босо-о-ой, – машет ручками дочурка, – смесной и доблый.
– Лясь...
– Лысь, – кричит Ляся, перебивая меня. Подзывает мужчину к нам. А мне в этот момент хочется провалиться на месте.
Это гены. Чертово ДНК – точно!
– Малышка, не отвлекай, дядя Леша занят… – пытаюсь урезонить ребенка, но она непреклонна. И дождавшись, когда Рысев подойдет к нам, мелкая провокаторша вылетает из моих руки и запрыгивает к мужчине на руки, обнимая за шею.
– Звала, принцесса? Я весь твой, – улыбается Рысев, словно все, что сегодня здесь происходит, само собой разумеется!
– Лысь, а давай ты будешь моим папулей? – спрашивает в лоб, как ни в чем не бывало.
Дети-и-и!
– Ляся-я-я, – вздыхаю и, кажется, вся горю от стыда. Прикрываю глаза ладошкой. А Рысев в ступоре. И смотрит то на дочь, то на меня, явно не зная, что на такое "заманчивое" предложение ответить.
Конечно, какие ему, молодому и красивому бабнику, дети? Я удивлена, что он вообще знает, как с ними общаться.
– Эм… – старательно подбирает слова мужчина, – я бы с радостью, принцесса, но… – замолкает, когда Ляся обхватывает ладошками колючие мужские щеки. – Но давай я буду тебе другом. Ладно?
– А посему не папулей? – интересуется моя мелкая занозка.
– Потому что папулей… кхм… – смотрит на меня растерянно Леша, а в глазах так и застыл вопрос: “Что говорить-то?”.
– Потому что папуля должен жить с нами.
– Ну, мозет…
– Не может, Лясь. Рысь не может жить с нами. Он живет далеко-далеко.
– В Амелике? – невинно хлопает столкнувшее нас лбами чудо.
– Да, зайчик, – подает голос Леша. – В Америке.
– Эх, – вздыхает Ляся, спрыгивая на ноги и хватая меня за руку. – Залко. Но я, когда выласту, тозе буду зыть в Амелике! – смотрит на меня Ляся своими шикарными глазенками, полная детской, наивной решительности.
– Как скажешь, – смеюсь, переглядываясь с ухмыляющимся Лешей.
– Лано, мы подем пить чай? – хватает мяч Ляся, – я поду к тете Свете.
И улепетывает, оставляя меня наедине со своим новым “другом”. Который, уперев руки в бока, провожает дочурку взглядом исподлобья до самого дома.
– Ну, все, – ухмыляюсь, – жди. Лет через пятнадцать встретитесь в Америке. Эта госпожа свое слово держит. По крайней мере, если говорит, я не буду есть кашу, то и не ест.
– У тебя потрясающая дочь, Лана, – говорит на полном серьезе Рысев, заставляя обернуться и посмотреть на него.
– Я знаю.
– Я был дурак, – говорит поспешно, словно слова вылетели сами собой. А меня бьет его “признание” в самое сердце. Туда, где очень и очень долго болело.