Брак по принуждению - стр. 5

Он занимает столик в самом углу, скрытый от чужих глаз. Официанты засуетились вокруг, я же села напротив него.

Глаза в глаза. Он рассматривает мое лицо, а я его. Он уже без солнцезащитных очков, поэтому я легко могу заметить вокруг его глаз мелкие лучики морщин.

– Так что вам нужно? – не выдерживаю первой, потому что молчание затянулось.

– Я взял на себя смелость и сделал заказ. Надеюсь тебе понравится, – проигнорировав мой вопрос, произносит он, переходя на «ты».

– Я не настроена на долгие задушевные разговоры.

- Жаль, а мне нравится когда долго.

Щеки загораются от смущения. Потому что на ум приходят далеко не разговоры.

Наше общение, если это можно так назвать, прерывает официант. Он приносит мне капучино и малиново-шоколадный торт, перед моим собеседником ставит только чашку кофе.

– Я купил одну из твоих картин, – внезапно произносит он, когда мы снова остаемся одни.

– Правда? – мои брови удивленно взмывают вверх. – И какую же?

– «Застенчивость», – его пронзительный темный взгляд не отрывается от меня.

Щеки снова вспыхивают. Это был автопортрет. Но свет и тени играют так, что мое лицо трудно различить в темноте. В отличие от других частей тела.

– Но ведь ее выставили на благотворительном аукционе, – хмурюсь, прекрасно помня о том, что Игорь обещал мне, что выкупит этот лот. Я забыла спросить его позавчера, как прошел аукцион.

– Конечно. А что - было еще какое-то место, где можно было купить эту картину? – он откидывается на спинку кресла и подносит чашку к губам. Выглядит спокойно и уверенно. В отличии от меня.

- Нет просто…

Я умолкаю. Мне становится досадно. Я над этой картиной очень долго трудилась. На самом деле это была моя последняя работа, после которой я ни разу не прикоснулась к кистям. Такое бывает у творческих людей, но я никогда не думала, что может произойти со мной.

Я хотела, чтобы она принадлежала Игорю так же, как я принадлежу ему. А теперь получается, моим телом будет любоваться вот этот человек. Это была моя любимая работа, и я выставила ее на аукцион только потому, что была уверена – Миронов ее выкупит. Больше никому она особенно не нужна.

– И сколько тебе обошлась картина? – беру пример с него и перехожу на «ты».

– А это имеет значение? – Он склоняет голову на бок, сверлит меня тяжелым взглядом.

Имеет, потому что я хочу знать, какой у Игоря предел. Какую цену он считал слишком высокой для меня?

- Не имеет. Я все равно увижу чек, – улыбаюсь натянуто.

– Я расплатился наличными. Деньги сразу перевели на счет благотворительного фонда. Но если тебе интересно, то два миллиона долларов.

У меня отвисает челюсть. Мои картины столько не стоят. Двести тысяч это предел. Даже на пике моей популярности.

– Было так много желающих получить мою картину, что из стартовой цены лота в сто тысяч долларов она превратилась в два миллиона?

На самом деле мне очень хочется услышать историю о том, как жестко ему перебивал цену Игорь или представитель Игоря, потому что я не уверена, что он успел попасть на аукцион, но точно знаю, что он планировал еще выкупить какую-нибудь древнюю китайскую вазу, от которых он был в восторге, поэтому туда как минимум должен был отправиться его человек.

- На самом деле у меня было мало времени, поэтому я сразу объявил свою ставку, чтобы больше желающих не было.