Божественный спор - стр. 10
Когда отец посмотрел на Лиону, она похолодела, забыв, что еще мгновение назад ей было душно и жарко. Руки покрылись гусиной кожей, а в душе осталось только одно чувство – страх.
В полной тишине маркиз сделал несколько шагов вперед и подошел к Лионе вплотную. Его взгляд изучающе прошелся сначала по ее лицу, затем спустился ниже и с тем же ленивым равнодушным выражением скользнул в декольте. Лиона почувствовала, как кровь приливает к щекам, и снова задохнулась от стыда и возмущения. Эти чувства почти помогли ей пересилить ужас, но она не успела открыть рот, как отец заговорил первым.
– К счастью, фигурой ты пошла в мать. Есть на что посмотреть мужчине. – Следующая реплика стала указанием для швей: – Сделайте декольте на всех платьях ниже.
Лиона наконец немного успокоилась и взяла себя в руки. Совершенно напрасно, потому что маркиз снова перевел внимание на нее. Его холодный колючий взгляд породил новую волну неприятных мурашек, а затем отец сделал то, чего она никак не могла ожидать. Он резко протянул руку и больно ущипнул ее за плечо, чуть ниже горящей на коже метки.
– И склонность к полноте тоже досталась от матери. Тебе явно не следует ужинать в оставшиеся до отбора дни. Пусть шьют потуже, с расчетом на объемы поменьше.
Договорив фразу, он развернулся и медленно вышел, не позаботясь удостовериться в том, что его приказы поняли и приняли к исполнению. Девушки все еще стояли, замерев в реверансах, и не подняли голов, пока не раздался звук хлопнувшей двери. Тогда они засуетились как растревоженные пчелы, продолжая прерванную работу с двойным усердием.
И только Лиона все еще смотрела в ту точку, где только что был маркиз. Она стояла и дрожала, будто бабочка, пришпиленная острой булавкой в альбом коллекционера. Еще живая, но уже обреченная судьбой.
Сова сидела у всех на виду, вцепившись когтями в балюстраду балкона. Но никто не обращал на нее внимания – ни слуги, ни хозяева дома. И вовсе не потому, что были так невнимательны. Пусть Онифе и пришлось отказаться от большей части своих сил ради соревнования, все же кое-какие умения у нее остались. Вспомнив об этом, она несколько раз моргнула, меняя черно-белое птичье зрение на более привычный человеческий взгляд.
Девушка, за которой богиня наблюдала через окно, тут же стала выглядеть иначе. Темное платье окрасилось синим, а на бледном лице стал заметен пунцовый румянец. Стыд, гнев или банальная лихорадка раскрасили ее щеки, оставалось загадкой – разобрать издали, в чем причина, Онифа не могла. Мысли потекли прохладной волной, продолжая перебирать варианты, из-за которых кровь может приливать к коже, и богиня резко встряхнула головой, возвращая внимание к своей подопечной.
За пару дней, что она провела, подглядывая в окна за жизнью семьи маркиза Фламбре и подслушивая разговоры их слуг, ей удалось узнать не так уж и мало.
Хозяина здесь боялись все, хозяйку никто не воспринимал всерьез, а к их дочери относились по-разному. В целом почти все уважали ее за ровный, но твердый характер и слушались чуть лучше, чем мать. Личные горничные даже позволяли себе сочувствовать молодой госпоже, когда думали, что их никто не видит и не слышит. Только камердинер маркиза относился к наследнице с ярко выраженным презрением, так, будто в иерархии дома, в отличие от общепринятой, его место было на пару ступенек выше, чем ее.