Божественные приключения кота Сократа в Австралии - стр. 15

– Ну, да, – закивал я.

– Альберт, – представился зверек и протянул переднюю лапу.

– Сократ, – ответил я на лапопожатие. Как я понял, Тревор назвал питона в честь какого то мафиози, а вот почему он дал такое прозвище коале даже представить не мог и решил поинтересоваться: – а почему тебя так назвали?

– Да бог его знает, – тот вздернул плечами, – раньше у меня не было никакого имени, а потом в нашем лесу случился пожар и мои сородичи стали выбегать на дорогу, чтобы найти спасение у людей. Там меня подобрал Тревор и дал мне это прозвище. Ну а мне какая разница? – хмыкнул он, – Альберт, да и Альберт. Главное, что у него есть эвкалиптовые деревья, а остальное все неважно.

По-моему, мохнатый не только за сон родину продаст, но и за эвкалипт тоже. А насчет клички я с ним полностью согласен. Как говорится, хоть горшком называйте, только в печь на сажайте, да не забывайте любить нас и вовремя кормить.

– А тебя почему так назвали? – спросил коала.

– В честь древнегреческого философа, – заявил я и чуть не лопнул от гордости.

– Это еще кто такой? – нахмурился зверек.

Его вопрос вогнал меня в ступор. Вот как объяснить коале, который большую часть своей жизни спит на дереве, кто такой Сократ.

– Да так, – уклончиво ответил я, – был такой умный человек.

Коала разинул рот и широко зевнул, выставив на обозрение два больших зуба на верхней и столько же на нижней челюсти. Они напомнили мне подушечки дирол, те, что моя Катерина постоянно жует, отчего от нее за три версты несет мятой. По тому как Альберт завалился на бок, точно неваляшка стало понятно, что он устал от нашей беседы.

– О нет, сейчас опять уснет, – недовольно прошипел питон, он поднял голову и давай снова пихать его в бок. Возмущенно рыча, коала вновь уселся на пятую точку. Казалось, он готов был съесть Горыныча живьем. Это только с виду Альберт казался белым и пушистым, на самом деле он был очень даже дерзким парнем и совершенно не боялся червяка.

– Слушай, ты и правда так любишь спать? – поинтересовался я.

– Любит не то слово, – опять вмешался питон, – он может дрыхнуть несколько суток подряд.

– Борзини, ты можешь не встревать в разговор, вообще то вопрос задали мне, – возмутился Альберт и посмотрел на меня, – я не всегда сплю, как это может показаться на первый взгляд. Просто иногда я впадаю в задумчивость и могу находиться в таком состоянии очень долго. Ты же тоже иногда о чем-то думаешь? – спросил он.

– Конечно, – кивнул я, – предаваться размышлениям это одно из моих любимых занятий. Так вот Сократ, в честь которого меня назвали, был тоже мыслителем.

– Выходит и я мыслитель, – сделал вывод Альберт, – вряд ли найдется еще один зверь, который дольше меня может находиться в состоянии задумчивости.

Наше общение прервал голос Тревора, разнесшийся над поместьем.

– Эй, звери, ну чего вы там расселись. Идите сюда, мы ждем вас.

Пока мы шли к людям, я видел улыбку на лице Колумба. Представляю, как смотрелась со стороны наша троица – домашний кот, шагающий в компании коалы и ползущего рядом питона.

– Сократ, разве ты мог подумать, какие друзья у тебя появятся в Австралии? – первое, что спросил компаньон, когда мы подошли к ним.

Конечно нет. Ладно коала, он нормальный зверь, с ним можно дружить, а вот если бы еще в самолете, когда мы летели сюда, мне сказали, что моим другом станет питон, я бы не поверил своим ушам, а того шутника посчитал бы фантазером.