Бойня - стр. 2
Это про него.
Обидную фразу бросила одна из сокурсниц на празднике. Обидную и несправедливую.
Но задело. Спросите у Риты – хотел он возразить. Откуда вам знать?
Рита явилась на выпускной бал для докторантов в полосатой, плотно облегающей грудь блузке. Голос не то чтобы оперный, но это не помешало ей забраться на стол и спеть старинную студенческую песню. Прошло несколько часов, прежде чем Ландон решился с ней заговорить. Она – литературовед с пристрастием к эстрадной поэзии, он – американист, получил образование на никому не известных курсах.
Разговорились, и что-то из сказанного привлекло ее внимание.
Рита положила его застенчивость на ладонь и раскрошила в порошок. Впервые в жизни у него появилось что-то дорогое и важное, если не считать единственного письма от Ульрики, биологической матери.
Иногда они с Ритой ездили на дачу его приемных родителей на острове Каварё. Сидели каждый в своем углу огромного дивана со своими диссертациями. Рита занималась проявлениями мачо-культуры в поэзии трущоб, он писал работу про Улофа Пальмё и его расхождения с Америкой. По вечерам залезали в постель с полуторалитровой коробкой сливочного мороженого и глядели друг на друга с удивлением: с какого перепугу мы потеряли целый день?
Ландон отложил ручку и поднял голову. Он должен перестать про нее думать. Во что бы то ни стало, раньше или позже, – он должен перестать про нее думать.
Иногда они встречались в коридорах, и он отводил глаза. Серое восковое лицо, отощала до неузнаваемости.
Последний год он изо всех сил старался ее разубедить – напрасно. В конце концов купил картонные ящики, упаковал вещи и съехал. В ее квартире на Лютхагсэспланаден место уютного дивана заняли двухметровый эллиптический тренажер и беговая дорожка. Гантели, эспандеры Пилатеса, шар Пилатеса, бесчисленные глянцевые журналы с рецептами капустных смузи и подробным описанием диет голливудских звезд… Рита ничего не готовила. Прогрессировал ацидоз: в ванной заметно пахло ацетоном.
Прошли месяцы. Рита стала лектором на факультете литературоведения – Глорию Эстер заставили уволиться. Ландон проходил пост-докторантуру на кафедре Северной Америки, но сумеет ли он удержаться на этом месте – неясно. Последний контроль показал, что он может вот-вот получить письменное предупреждение. “У вас ЖМК целых сорок один!” – воскликнула медсестра и осуждающе покачала головой. Институт питания решил, что много лет исправно служивший ИМТ, индекс массы тела, безнадежно устарел, дает слишком щедрые оценки. “Вас пока спасает высокий рост, – сказала сестра. – Но предупреждаю: положение серьезное”.
Так и сказала. Будто речь идет о преступлении.
Предложенная Партией Здоровья жиро-мышечная квота стала их главным политическим оружием. Именно ЖМК определяет пригодность к работе. ЖМК выше сорока двух – будьте любезны, вам в государственном секторе делать нечего. Когда Ландон впервые услышал проект этого закона, не поверил своим ушам. Теперь-то он был куда менее наивен. Раньше не осознавал, как далеко может зайти партия. На его кафедре Северной Америки один из доцентов был вынужден уволиться. И не только он – вместе с ним ушли двое молодых докторантов. Ландон попытался протестовать, но заведующий кафедрой пожал плечами. “Это же не я, – сказал заведующий. – Не я и не ректор. Такие вопросы решают более высокие инстанции”.