Босс определил мой дом под снос - стр. 7

И тут краем глаза замечаю то, что Серебряков уже сломал остатки забора и сложил их шалашиком.

Да он буквально собирается сжечь мое прошлое!

Молнией выскакиваю наружу.

– Нет, пока не начинаем! – бубнит он в это время в телефон, бросив свое дело. – Нет, ветер не может быть помехой! Даже ураганный!

Подхожу сзади и со всем чувством бью его по плечу.

Надо отдать Серебрякову должное, он даже не вздрагивает. Вместо этого чинно оборачивается и бросает на меня свой фирменный немного раздраженный взгляд.

Я не даю ему произнести очередную язвительную фразу и начинаю первой:

– Ты сейчас мой забор на дрова пускаешь?

Антон опускает телефон в карман джинс. Его серые глаза холодны, но в них мелькает что-то еще – усталость? Раздражение?

– Наш забор, – поправляет он. – Пока у нас нет решения суда, я имею право не замерзать.

Я указываю на сломанные доски:

– Ты сломал мою память о бабушке! Это вандализм!

Он делает шаг вперед, и я невольно отступаю. Капли воды падают с его рукава.

– Хочешь компенсацию? Вот. – Он достает кошелек с таким видом, будто собирается подавать милостыню.

– О, теперь ты расщедрился? – Я чувствую, как краснею. – На практике даже ручку мне не давал – «экономьте ресурсы компании»!

Антон усмехается, и эта ухмылка выводит меня из себя.

– А ты до сих пор помнишь такие мелочи. Значит, практика не прошла зря. Я тронут.

В этот момент я замечаю, как он слегка дрожит. Рубашка прилипла к его торсу, обрисовывая каждый мускул. Антон промок до нитки, но держится так, как будто ему наплевать. Внезапно мне становится неловко – оставить человека в таком состоянии… Но он тут же разрушает момент.

– Не переживай, Скворцова. Ваш «родовой замок» я пока что в безопасности. Хотя… – Он оглядывается. – У него, похоже, сильно прохудилась крыша.

При этом он так внимательно смотрит на меня, будто хочет дать понять, что речь идет вовсе не о доме.

– Знаешь что? Гори тут вместе с забором, – оскорбляюсь я.

После этого резко разворачиваюсь и иду к дому, хлопая дверью так, что дребезжат стекла.

Едва я успеваю прислониться к закрытой двери, как снаружи, как назло, раздается оглушительный раскат грома. Ветер усиливается, бьет по ставням. Подхожу к окну и вижу, что маленький костерок Антона уже разбросал ветер.

Серебряков, судя по всему, чертыхается, глядя в небо. Вот теперь он действительно может очень сильно замерзнуть.

«Нужно пустить его в дом», – моя совесть зудит, не затыкаясь.

Даже если он враг. Сегодня, судя по всему, погодные условия против нас обоих.

Внезапно следует ослепительная вспышка! Я зажмуриваюсь. Когда открываю глаза, вижу, что молния ударила в дерево, которое стоит через дорогу. От грома до сих пор звенит в ушах. У дерева отваливается ветка, на секунду вспыхивает пламя, но тут же гаснет под хлынувшим ливнем.

Свет в доме меркнет и гаснет. Наступает полная темнота.

– Черт! – Я нащупываю в кармане телефон, но тут же вижу, что батарейки осталось на одно деление. Сердце бешено колотится – я ненавижу темноту с тех пор, как в детстве застряла в подвале…

Затем снова выбегаю на крыльцо.

– Вы живой?! – бросаю Серебрякову.

Антон собирается отпереть свою машину, но, кажется, у него что-то идет не так. Он словно нехотя поворачивается.

– Очень трогательно, Скворцова. Но на ваше несчастье да.

Мы замолкаем под вой ветра. Дождь хлещет стеной, но я не могу заставить себя вернуться в темный дом.