Босиком по стеклам - стр. 31
У Мердера нет человеческих чувств, он на них не способен. Ни совести, ни стыда, ни уважения к женщине. Ходячий компьютер, проламывающий матричные ходы для своих выгод.
Мне хочется закричать прямо в его наглое лицо. О том, что он все испортил. Все разрушил.
Как глупо…
Я мечтала, бесконечно представляла, как мы будем заниматься любовью. Думала, что особенная. Та, ради которой он будет нежным, внимательным, чувственным.
А он просто вы*бал меня на переднем сидении машины. Как десятки других до меня…на этом же самом месте. И мне не нужно спрашивать его об этом, уточнять, просить о правде.
Я читаю все ответы в его бесстыжих глазах.
— Забудь обо всем, что я сказала. Это временное помутнение рассудка.
— Мне льстит, что я на тебя так влияю, — с долей свойственного ему нарциссизма, острит Коул.
Возвожу глаза в потолок, мечтая влепить ему жесткую пощечину.
— Что ж, мы неплохо повеселились, — заставляю себя расплыться в самой искренней улыбке из своего арсенала. Каждое слово дается с трудом, будто я наглоталась песка. — Это было выше моих ожиданий, — без восторга выпаливаю я, наблюдая за тем, как ни один мускул не дрогнул на волевом лице в ответ на мою провокацию. — Повторять не будем, Коул. Было и было. Было и прошло. Забыли.
Я уж точно не скоро забуду этот трэш. Когда вернусь домой, я, должно быть, задохнусь от боли в груди.
До сих пор вся дрожу от переизбытка эмоций, от своего первого оргазма, полученного на коленях у «мужчины мечты». Ощущаю себя такой грязной, чувствуя, как глубоко он меня пометил. Это было смертельно приятно, умопомрачительно больно, и я даже не думала, что тело способно на такие ощущения. В какой-то момент мне показалось, что Коул разорвет меня, и бесстыдно возбуждалась от одной мысли, что он просто берет меня с одержимой и свойственной ему звериной похотью.
Это не нормально.
— Звучит не искренне. Ты плохая актриса, Пикси. Не для меня. Я сразу раскусил твою маску «хорошей девочки».
— Как бы там ни было, ты получил, что хотел. Думаю, на этом наша дружба подходит к логическому финалу, — стараюсь добавлять льда в свой голос. Это невыносимо трудно.
Его не переиграть…
Каждый ход в этой партии принадлежит ему.
— Дружба? Ты уверена? — наклоняясь ко мне, Коулман накрывает растопыренной пятерней мою шею. Не сжимает, не душит, не причиняет боль… Тем не менее обращается со мной так, словно я его чертова собачка, на которую он нацепил короткий поводок.
— Не строй из себя холодную сучку, ангел, — шепчет, проводя губами над линией моей челюсти. Делает вдох, прикрывая глаза, как от удовольствия. — Я же знаю, что ты лжешь. Тебе понравилось все, что я с тобой сделал. Сколько времени тебе дать, пока ты не прибежишь за добавкой? — каждую клеточку моего тела бьет ток, разливает сладкие ощущения от его близости по всему телу. — Моя маленькая обиженная девочка, — ласково и нежно добавляет Коул, целуя меня в уголок губ, дерзко проводя большим пальцем по нижней губе. — Такая маленькая и тесная, принцесса, — я умираю от каждого услышанного слова, различая в них ноты трепета и благоговения. Обманчивого, лживого, но такого желанного. — Видишь, ты уже вся таешь… Я даже не стараюсь.
Последние произнесенные слова отрезвляют, словно ушатом ледяной воды окатывают. Со всей дури я начинаю бить его, сжав кулаки до побелевших костяшек. Стиснув зубы, колошмачу ненавистного мужчину по плечам и груди, ощущая, как каждый удар обращается для меня болью. Мне хочется выцарапать его кожу, снять с Мердера самодовольную маску, увидеть его передо мной на коленях.