Босиком по пеплу. Книга третья - стр. 14
Признаться, первым порывом было отказаться от щедрости наследника и в добровольном порядке отправиться с полевым отрядом в самую горячую точку Зулейра. Командование мне не позволило подобного геройства, я не участвовал в прямых столкновениях, а совместно с другими руководителями управлял операциями из штаба.
Получив спустя всего два месяца очередной приказ о переводе, я уже не удивлялся, не задавал вопросов. Если честно, мне было не до расшифровки планов наследника, внезапно и одним днем решившего вернуть меня в ряды своей охраны. Мысли о личных мотивах мести со стороны эмира больше не казались такими неоспоримыми, как еще совсем недавно.
Предписание поступило, когда я находился в военном госпитале мирного поселения Аран, где проходил лечение после ранения. Ничего серьезного. Легкая контузия и осколочное ранение в плечо. Пара швов — не повод для беспокойства, как сказал бы полковник Газар, если бы остался жив после нападения на базу группы вооружённых террористов.
События развивались внезапно. Боевики атаковали наш блокпост, когда большая часть наших отрядов находилась в другой части Арана. Нам удалось отбиться, но погиб почти весь руководящий состав военной части. Меня задело несильно, но достаточно, чтобы потерять сознание. Очнулся уже в госпитале. Мне сообщили, что я выжил благодаря одному из своих командиров. Тот самый полковник Газар, чье сомнительное чувство юмора и жесткая прямота спасали многих солдат от полного безумия. Получив смертельное ранение, Газар придавил меня своим телом, и когда брошенный террористами снаряд разоврался внутри здания, основной удар пришелся на погибшего полковника.
Освобождение Арана анмарской армией от радикальных террористических группировок стало самым кровопролитным за мой ограниченный опыт. Ожесточенные бои длились несколько дней подряд, непрекращающиеся залпы снарядов, десятки погибших и раненых, как среди террористов, так и среди наших военных.
Многие из моих сослуживцев оставили там свои жизни. Когда взрывы стихали, их изуродованные и разорванные осколочными снарядами тела доставляли фрагментами. Зрелище не для слабонервных. Кровавое, выворачивающее наизнанку. Даже закалённые и опытные военные теряли самообладание, получая жуткие посылки от террористов. Но страшнее всего было входить в освобождённые разрушенные города, заваленные трупами мирных жителей. Старики, женщины, дети. Уходя боевики вырезали всех, не щадя даже младенцев.
Безмолвное небо, палящее солнце и мертвая тишина. Едкий дым, вьющийся над раскуроченными крышами домов, хрустящие под ногами стекла и кровь, черная, засохшая, пропитавшая землю. Я воочию увидел настоящий ад, оставленный фанатичными Шайтанами, вдохнул смрад смерти.
И так вышло, что именно в эпицентре кровавых сражений я понял, что нет ничего ценнее человеческой жизни, которая может оборваться в любой миг. Неважно как — мучительно, мгновенно, нелепо или героически. Смерть — это смерть. И в ней нет никакого смысла. Смысл имеет только то, что мы оставляем здесь, сейчас, пока дышим и можем изменить, исправить… Я почувствовал стыд за собственное малодушие и слабость, а потом словно заново открыл глаза. Я смотрел на охваченное черным маревом небо и видел за дымными клубами его бесконечную чистую синеву. Я не мог наглядеться, не мог оторвать взгляд.