Боруэлла - стр. 6
– И рыжие волосы?
– Огненные, – мечтательно сказал Боря.
Он ещё и радуется! Я в ярости вырвала волосок с самой макушки, громко ойкнула, демонстративно разорвала его пополам, бросила на землю и вызывающе посмотрела на автора, как бы глупо это ни звучало, меня.
– Война? – зарычала я.
– Я сдаюсь, – улыбнулся Боря.
Он ещё и улыбается! Только почему-то воевать мне сразу расхотелось (а то он ещё откажется меня обратно превращать), и я сказала упавшим голосом, предполагая, что вопрос останется без ответа:
– Кто вообще просил превращать меня в девочку?
– Ты! – невозмутимо сказал Боря.
Ну как с такими спорить? Я только безнадёжно махнула рукой и побрела, не оборачиваясь.
– Я создал не плевательную, а высокоинтеллектуальную машину! Она интуитивно бредёт в нужную сторону! – довольным голосом сказал Боря.
– А я просто мысли твои читаю, – мрачно сказала я, пытаясь напугать Борю.
Но он только недоверчиво хмыкнул и растрепал мои волосы, тем самым окончательно сбив бантики:
– Фантазёрка!
Снова в Борином доме
Раньше, когда я была не тем чудовищем, в которое меня превратили, мне очень нравилось слушать, как лестницы вслух считают шаги.
«Один, два, три, четыре…» – это если идёт кто-то взрослый.
«Один-раз! Один-раз! Один-раз!» – если какой-то мальчишка скачет по лестнице вприпрыжку.
«Дважды один… одиножды три… трижды один…» – если тот же мальчишка поднимается вверх, переступая сразу через несколько ступенек.
«Три миллиона сто тысяч двести двенадцать», – это если рабочие тащат наверх рояль.
Я могла слушать это до бесконечности!
А теперь вот сама поднимаюсь вверх… Если это и музыка, то траурная. Мы уже на третьем, и я отчётливо понимаю, что до пятого этажа девятиэтажки, где и живёт Боря, я не дотяну. Лифт у них, видите ли, не работает! Как по ним, этим лестницам, вообще люди ходят? А если у меня ноги начинают как-то странно ныть? Неужели нужно идти дальше? Это же издевательство! Где этот пятый этаж? Через сколько лет я до него доберусь?
Знаете, что в это время делал Боря? Он сверху спокойно смотрел на мои нечеловеческие страдания! И, как всегда, улыбался. Вот доберусь я до него! Хорошо бы добраться прямо сейчас… Только почему-то очень сложно это сделать, оставаясь на месте.
В это время по лестнице шагала какая-то бабушка, которая и стала моим спасением.
– Мальчик, девочке же плохо, ты что, не видишь?
Я поняла, что нужно делать!
– Боря, – слабеющим голосом сказала я. – Возьми меня на ручки…
– Возьми девочку на ручки, – сказала бабушка. – У тебя ножки молодые, крепкие.
– А у неё не молодые, что ли? – попытался сопротивляться Боря.
– У неё молодые, но слабенькие, неокрепшие ещё. Хилый какой ребёнок, личико грязненькое, сплошные кожа да кости! Кормят, наверное, плохо…
– По нечётным дням и праздникам, – пискнула я.
Бабушка покачала головой, мол, благородное дело человек просто так сделать не хочет. Что оставалось Боре? Ещё немного, и эта бабушка-активистка, чего доброго, скорую помощь пойдёт вызывать умирающей девочке, мне то есть.
Боря спустился ко мне, перекинул через плечо и потащил вверх, только медленно. Странно, почему? Бабушка, удовлетворённо кивнув, ушла.
– Ну и тяжесть… Надо же было тебя такой откормленной придумать… Первый и последний раз тебя тащу, – сдавленно шипел Боря.
– Второго раза не будет! – оптимистично пообещала я. – Или ты меня превращать не собираешься?