Бородинская Мадонна - стр. 5
Я взял себе nom de guerre Жан Кроат. Я говорил только французским языком, даже между своих. Французы награждали меня высшим комплиментом, на какой способна эта нация: что меня почти невозможно отличить от них. И однако отличали. Как сельского жителя, даже в городском платье, отличают от мещанина. Как плебея с приставкой de отличают от аристократа. Как вас, мадам, я отличил от крестьянки, хотя бы и в платке.
Ион сморщился и застонал. Его раны, как бы одеревеневшие от постоянного холода, в тепле начали раскисать и невыносимо ломить. Маргарита пыталась отвлечь его от страданий разговорами.
– Удалось ли вам увидеть вашего кумира? – просила она.
– Императора Наполеона? Думаю, что да, – отвечал Ион.
– При переходе через Неман наш батальон в полной амуниции стоял посреди заливного луга, покрытого рыхлыми высохшими болотными кочками, и ждал своей очереди на понтон. Жары были невыносимы, но нам не разрешали расходиться, сидеть и даже снимать галстуки. Вдруг пришел приказ строиться в колонны, и по нашим рядам пролетел слух, что мимо нас скоро должен проскакать император. Командир батальона предупредил, что Наполеон будет инкогнито, а потому мы не должны приветствовать его криками и показывать вида, что он узнан. В то же время императору может быть не совсем приятно, если его не узнают собственные солдаты, а посему мы должны продемонстрировать рвение всеми иными возможными средствами. Что это означает, майор не уточнил, и нам при виде человека, напоминающего императора, оставалось тянуться в струнку и пожирать его глазами.
Сонную одурь с меня как рукой сняло. С волнением вглядывался я в каждого проезжающего всадника в надежде первым распознать в нем императора. А вдруг Наполеон подъедет и обратится ко мне, простому воину, как он часто делает на смотрах? Что если он спросит: «Как вас зовут, мой друг, и чего бы вы хотели попросить?» А я отвечу на безупречном французском: «Меня зовут Жан Кроат, сир. И я прошу у вас одной милости: умереть за вас в бою».
Император кивнет своему адъютанту, тот сделает пометку в журнале, и на следующий день меня переведут прапорщиком в Молодую гвардию.
Как я ни таращил глаза, мне все же не удалось разглядеть императора первым. И даже после того, как мои товарищи стали указывать на то место, где находился Он, я не мог разобрать ничего, кроме горстки мелких всадников на краю луга.
Поднимая тучу желтой пыли, группа кавалеристов наискось скакала через поле к берегу Немана и приближалась к нашей колонне, очевидно, не собираясь останавливаться. Они оказались в сотне шагов от меня, и здесь я смог довольно хорошо их рассмотреть. Впереди скакали два польских офицера в уланских касках и плащах вразлет, за ними – несколько адъютантов и генералов в раззолоченных мундирах и наконец – взвод гвардейских егерей в медвежьих шапках, похожих на малиново-зеленых попугайчиков. Понятно, что столь блестящая свита не могла сопровождать каких-то двух поляков и один из них должен был быть императором, но который? Положительно, ни один, ни другой не напоминал известные изображения императора в его легендарной треуголке, серой шинели или белогрудом гвардейском мундире с высоким вырезом на животе, не говоря уже о юном красавце с развевающимися кудрями на Аркольском мосту. По совести сказать, оба они были одинаково непохожи, но один был толще и хуже держался в седле. По моему же разумению, император всегда летел перед своими войсками бешеным галопом и, следовательно, это был второй улан.