Борись за мою любовь - стр. 28
Вздыхаю и ложусь спиной на стену.
Обвожу взглядом узорчатые обои, которые украшают коридор. В Германии у родителей более лаконичный дом. У нас с Филом, вообще, всё вокруг было белое.
Каждый дом и каждые стены хранят внутри себя миллионы воспоминаний. Хороших и плохих. Разных.
Я, возможно, немного того, но иногда, оставаясь одна в нашей пустой квартире, воспроизводила в голове череду таких воспоминаний, вплоть до запахов и звуков. Вспоминала наши дни, что мы тогда делали вдвоем с Филом и как проводили время. Мы были так счастливы.
Сердце больно сжимается под ребрами и начинает биться быстрее. Отдаёт тупой болью, которая медленно, словно яд, разливается по всему телу.
Сползаю вниз по стене и роняю лицо в ладони.
Говорят, время лечит.
Врут.
Оно не лечит.
Просто... просто всё проходит и забывается. А я не хочу забывать. Я хочу всё помнить. Переживать всё снова и снова. Не хочу ничего нового, хочу то, что было у нас. Ничего не прошло. Ничего не ушло. Всё живо внутри меня. И будет жить, пока живу я.
Люди, которые уходят, — они всегда внутри нас. Проживают рядом с нами горе и радость. Никуда они не уходят. Так и остаются в сердце и памяти, в отведённых для них местах. Я представляю это как комнаты. Вот я открываю дверь и захожу в комнату, где мы с Филом надуваем матрас, который первое время служил нам кроватью. Он был жутко неудобный, мы постоянно с него скатывались, если не спали в обнимку ровно по центру. Я ворчала о том, что он нам не нужен, проще просто спать на полу, потому что так или иначе мы оказывались именно там.
Тянусь к карману толстовки и отдергиваю руку. Телефона там всё равно нет. Как и Фила, его тоже больше нет. И я совершенно не могу к этому привыкнуть. Как привыкнуть к тому, что больше никогда не сможешь с ним поговорить? Дотронуться. Обнять. Поцеловать. Как?
Всхлипываю громче и громче.
То, что стучат в дверь, я понимаю не сразу. Поднимаюсь на онемевших от неудобного сидения ногах и вытираю ладонями зарëванное лицо.
Да уж. Вот так подготовилась к встрече с риелтором. Раньше в коридоре висело зеркало и я по привычке смотрю на то место, где оно было. Сейчас там лишь выцветший кусок обоев. Вот и жизнь моя такая же. Бесцветная. Всё вокруг блестит и переливается, а я как будто померкла. Все говорят, нужно выбираться из этой темноты и ада. Только как это сделать, если не хочется? Для начала нужно захотеть сделать это ради кого-то.
Дергаю дверь на себя и закрываю лицо рукавом толстовки.
Это не риелтор, с которым у меня назначена встреча.
Опять он.
Кирилл Морозов.
Сейчас у меня нет настроения болтать с ним, поэтому я грубо интересуюсь, пряча заплаканные глаза:
— Чего тебе?
Он молчит несколько долгих секунд, а потом делает шаг внутрь. Я его не приглашала, поэтому не двигаюсь с места, продолжая держаться за дверь, преграждая ему путь внутрь.
— Раньше ты была более вежливая, Даша, — тихо говорит Кирилл, уголки его губ приподнимаются, но улыбка тут же гаснет. — Ты чего плачешь?
— Времена меняются и люди тоже, — бормочу, отворачиваясь.
Мне хочется, чтобы он ушел. Оставил меня одну, и я бы опять поревела, уткнувшись в коленки, пока никто не видит и не стоит за дверью, прислушиваясь. Так делали и мама, и Люда, и папа, и отчим. Они все за меня переживают, я вроде как это понимаю. И в то же время отрицаю.