Бомба для графини - стр. 36
Глаза матери налились слезами, лицо исказила жалкая гримаса. Она с отчаянием смотрела в окаменевшее лицо сына. Платон всё понимал, но не мог одолеть собственную боль. Княгиня повернулась и вышла из комнаты, а на заре простилась со старшими сыновьями, поцеловала спящего Бориса и уехала в Петербург. В тот же день она отплыла в Неаполь. Через год мать прислала из Рима письмо, где сообщала адрес, куда просила отсылать ей весточки о жизни и здоровье её детей. В качестве получателя писем в адресе значилась графиня ди Сан-Романо. Так молодые князья Горчаковы узнали, что их мать недолго оплакивала своё вдовство.
Платон писал ей крайне редко. Письма, отправленные им за прошедшие семнадцать лет, можно было пересчитать по пальцам. Екатерина Сергеевна этого как будто не замечала, её послания приходили регулярно и были полны нежности. Замолчала она только однажды, но почти на год, после известия о гибели средних сыновей. Потом мать вновь стала писать, правда, имён погибших детей не упомянула больше ни разу. А теперь в тюрьму попал Малыш!
«Что же делать? Сообщать ей или нет? Если написать, мать изведётся, а помочь ничем не сможет. Наверное, пока нет ясности, лучше погодить», – решил он наконец.
Понятно, что это – всего лишь отговорка, но Платон не мог переступить через гордыню и признаться матери, что не уберёг и младшего. Почему так вышло? Может, дело в большой разнице лет? Ведь, когда Малыш родился, его старшему брату уже исполнилось двенадцать. Неужели это так много, и они принадлежат к разным поколениям? Похоже, что так, ведь Платон лучше понимал несчастную мать своего подчинённого, чем собственного младшего брата.
Сегодняшний разговор с графиней Чернышёвой оказался последней каплей, и, как лавина с гор, на Платона обрушилась мучительная и безнадёжная тоска. Ну почему он не нашёл правильных слов? Побоялся сказать правду? Душа рвалась всё немедленно исправить. Объясниться. Рассказать, как сам впустую обивал чужие пороги, и предостеречь от того же Софью Алексеевну. Если он это сделает, чёрная тоска отступит, и он вновь сможет глядеть в глаза своим кавалергардам.
Нетерпение гнало из дома. Платон вспомнил, что мать его подчинённого была у Кочубеев вместе с графиней Румянцевой. По крайней мере, старушка могла сообщить, где в столице остановилась Чернышёва. Приняв решение, он велел запрягать. Через четверть часа денщик доложил, что сани ждут у крыльца. Можно отправляться! Он спустился вниз и велел ехать на набережную Мойки. Искать дом графини Румянцевой.
Глава десятая. Кошмарное объяснение
Дом старой графини Платон нашёл быстро. Вот только выглядел особняк неважно. Старый и облезлый, дом сильно напоминал заброшенную крепость – ни огонька в окне, ни фонаря у дверей. Но как только сани Платона приблизились к крыльцу, от дома отъехал нарядный лаковый экипаж, запряжённый парой. Выпрыгнув из саней, Платон предупредил кучера, что вернётся быстро, и взбежал на крыльцо. Постучал. Дверь сразу открылась, и в дверях возник молодой лакей.
– Я ищу графиню Чернышёву, – сообщил Платон.
– А какую? – поинтересовался слуга.
К этому вопросу Платон оказался не готов. Имя его сегодняшней визави вылетело из памяти. Он молчал, вспоминая…
– Да вы спросите у хозяйки, – предложил лакей и посторонился, пропуская Горчакова внутрь.