Большой пожар - стр. 4
– …разносчица сплетен? – подсказал Нилин.
– Я ответила чуточку мягче – положение обязывало. Итак, считайте этот короткий и маловыразительный диалог завязкой. Далее меня посетила неожиданная мысль. Я вспомнила, как вчера Дед привёл домой Бублика с разбитым носом…
– Поцарапанным, – проворчал Бублик.
– Поправка принимается, – согласилась Ольга. – Свидетелями драки Бублика с Костей из третьего подъезда оказались три старушки, вот их показания: одна утверждала, что зачинщиком был Бублик, вторая обвиняла Костю, а третья заявила, что никакой драки не было, Бублик спустился во двор уже с разбитым носом.
– Поцарапанным, – сердито уточнил Бублик.
– Конечно, поцарапанным, – спохватилась Ольга. – Таким образом, если даже о заурядной драке, которая случилась вчера, три свидетеля дают столь противоречивые показания, то можно ли объективно разобраться в том, что происходило много лет назад?
– А документы? – возразил Нилин. – Мемуары?
Ольга покачала годовой.
– Их пишут те же люди, с их пристрастиями и собственным взглядом на вещи, зачастую довольно узким: взять хотя бы до крайности темную версию о приглашении варягов на Русь. Даже воспетый Пушкиным Пимен – и тот судил царя Бориса на основе не слишком проверенных слухов; ещё лучший пример – Ричард III, которого Шекспир на века ославил, как чудовищного негодяя и который, как полагает сегодняшняя наука, вовсе таковым не был.
– Это горбатый король, которого Ульянов по телевизору играл? – поинтересовался Дед.
– Шекспир наделил его физическим недостатком для большей выразительности, – пояснила Ольга, – Ричард III, судя по его прижизненному портрету и воспоминаниям современников, был довольно приятным молодым человеком и вовсе неплохим королем – неудачливым, правда. Но всё это от нас довольно далеко. Досадно другое: то, что мы, очевидцы, своими ушами слышим досужие вымыслы и пальцем о палец не ударяем, чтобы раз и навсегда установить истину. В данном случае у нас перед Пименом одно огромное преимущество: он, главным образом, слышал, а мы – видели. Правда, и задача перед нами куда более узкая.
– В каком данном случае? – не понял Рагозин, да и мы тоже. – Какая задача?
– Минутку, дай собраться с мыслями… – Ольга допила чай, пощелкала пальцами. – Новость слышали? У нас будет издаваться литературный альманах, не такой толстый, как столичные журналы, но зато свой, доморощенный! Уже готовят первый номер, главным редактором назначен наш Микулин. – Ольга прищурилась. – Помнишь, Вася? Ты познакомился с ним при не совсем обычных обстоятельствах.
Я кивнул. Обстоятельства и в самом деле были не из обычных: Микулин порывался выпрыгнуть в окно, а мы с Лёшей ему доказывали, что свободное падение с восьмого этажа может вредно отразиться на здоровье: Лёша облапил Микулина и нежно прижимал его к груди, а я слегка хлестал его по щекам – для снятия стресса, это медициной рекомендовано. Тогда, сразу после пожара, Микулин сердечно меня благодарил и даже трижды облобызал, но потом при встречах старался не узнавать: не очень-то приятно раскланиваться с человеком, который пусть во спасение, но всё-таки набил тебе морду.
– К вечеру, ну буквально час назад Микулин зашёл в музей, – заметно волнуясь, продолжила Ольга. – Я думала, проконсультироваться, он работает над исторической повестью, но оказалось совсем другое. Сначала он спросил, как дела, я, между прочим, рассказала ему о глупых вопросах дамы, потом мы стали беседовать на эту тему, вспоминали другие нелепые слухи и сплетни, которые до сих пор, шесть лет спустя, распускают обыватели, и вдруг Микулин сделал мне совершенно неожиданное предложение! Он сказал, что сегодня на редколлегии… Словом, он предложил мне написать про Большой Пожар.