Большой Кыш - стр. 15
– Вот, яйцо! А кукушка? – торжествующе спросил Тука.
– Что – «кукушка»? – не понял Сяпа.
– Что – «что»?.. Эта, брат, эгоистичная птица откладывает яйца в чужие гнёзда! Бросает на произвол судьбы ещё не появившихся на свет птенцов! Мало того, эту подлую черту характера она передаёт им по наследству. Ну так что, кукушка ты или нет?
Сяпа сжался на табуретке и пригорюнился.
– Тука, кто же я тогда? – после долгого молчания робко спросил он.
– Не знаю. Пока не знаю, – ответил Тука и предложил: – А давай пойдём в рощу. Погуляем, на вас, птиц, посмотрим, покумекаем. Жизнь сама покажет, что ты за птица. Согласен?
– Согласен, – кивнул Сяпа, и они пошли.
Тука энергично шагал по тропинке, ведущей к роще, поддавая ногой прошлогодние ольховые шишки. Он старательно насвистывал бодрый мотивчик, изредка тревожно поглядывая на Сяпу. Сяпа смотрел в небо – там летали ласточки.
– Слушай, а может, ты ласточка? А, Сяпа? – спросил Тука, перехватив взгляд приятеля.
– Нет. – Сяпа отрицательно покачал головой. – Хорошо бы, но ласточки летают очень высоко, а я боюсь высоты. И потом, у них грудки беленькие, а у меня?
– У тебя рябушками, – сказал Тука, и друзья пошли дальше.
– А вон вороны сидят на ореховом кусте. Ты, случайно, не…
– Нет! – отрезал Сяпа.
– Согласен, – сказал Тука.
Сяпа нахмурился и притих. Огибая ежевичные заросли, Тука заметил на одном из кустов брошенное гнездо ремеза. Он остановился, чтобы лучше его рассмотреть. Аккуратное птичье сооружение свешивалось с колючей ветки, слегка покачиваясь.
– Сяпа, смотри, какое удобное, уютное гнёздышко. Совсем как ты любишь.
– Хорошее, – похвалил Сяпа, – только маленькое.
– А это мы сейчас проверим. Полезай в него! – скомандовал Тука. – Если поместишься, значит ты ремез.
Сяпа послушно вскарабкался на колючую ветку и после неимоверных усилий всё же умудрился попасть внутрь гнезда.
– Ну как? – спросил снизу Тука.
– Очень тесно… я еле поместился. Для яйца совсем нет места. И меня тут укачивает, – всхлипнул Сяпа.
– Вылезай, – сказал Тука. – Если бы ты был ремезом, то и тебе, и яйцу места хватило бы.
Сяпа высунулся и, не удержавшись на краю, камнем полетел вниз. Тука едва успел соскочить с пушистой моховой кочки, в которую тут же воткнулся головой Сяпа.
– С благополучной посадкой, – переводя дух, сказал Тука. – Ты цел?
Сяпа выбрался изо мха, вяло отряхнулся и пожал плечами:
– По-моему, я не ремез, Тука.
– По-моему, тоже, – согласился тот.
Наконец друзья добрались до рощи и сразу заприметили сову, мирно дремавшую на одном из дубов. Тука не стал ничего выспрашивать у Сяпы. Он и так знал: Сяпа не из «таких». Он вегетарианец. К тому же ночью малыш крепко спит, а совы – совсем наоборот.
Кыши довольно долго бродили по роще, потом спустились к болоту.
Глядя на уток, Сяпа вспомнил, что не умеет плавать.
Цапля Сяпе решительно не понравилась: слишком большая и много ест.
Пеночка, наоборот, была так мала, что, похоже, не ела вообще.
Сяпа сильно смахивал на воробья – и размером, и окраской, но они разнились характером: воробей был суетливым говоруном, а Сяпа – задумчивым молчуном.
К концу прогулки друзья так и не поняли, какой птичкой может быть Сяпа. Устав и проголодавшись, кыши направились к дому. Тут Туку осенило, и он спросил напрямую:
– Сяпа, а почему ты больше не хочешь быть кышем? Отчего ты решил стать птичкой?