Большой Кыш - стр. 12
Услышав такое, Тука всерьёз испугался, как бы братья вконец не разодрались. Но Хлюпа, ударив кулаком по столу, лишь рассмеялся:
– Какой высокий слог! Молодец, Слюня! Поэт! – И, гордо поправив шарф, решительно отправился к брату.
Вернулись они вместе. Обнявшись.
Чай быстро организовался сам собой. Все расселись за столом. Кыши бросили жребий: Хлюпе досталась оранжевая чашка, Слюне – жёлтая, а Туке – белая с зелёным ободком.
– Хоть ты и гость, но я сейчас отниму у тебя белую чашку, – ни с того ни с сего сказал Хлюпа Туке.
– Почему? – удивился тот.
– Потому что я сильнее! – гордо выпятил живот Хлюпа.
– Да я тебе её и так отдам. Что, разонравился оранжевый цвет? Бывает. Я слышал, есть такая болезнь – кышья идиосинкразия. Это когда кышу кто-то или что-то очень не нравится. Говорят: «У меня на что-то там идиосинкразия». Ничего не поделаешь: болезнь. Главное, вовремя распознать, что тебе не нравится, тогда…
– Тогда можно забрать и поделить все Хлюпкины оранжевые жилетки и носки! – с энтузиазмом закончил Слюня.
– Нет-нет, я совсем не это хотел сказать, – возразил Тука. – Я хотел сказать, что тогда станет ясно, что ты любишь.
– Я люблю передники с карманами, – пробурчал Хлюпа, – про них рассказывал Ась.
– А что такое «передник»? – заинтересовался Тука.
– Глупый вопрос! Ты бы лучше спросил, что такое «карманы». Это гораздо интереснее.
– Что же это?
– Это то, куда можно складывать всё, что захочешь.
– И?..
– И носить с собой.
– Носить с собой? – засомневался Слюня. – Допустим, у меня есть енот. Ну зачем мне его класть в карман и носить с собой, если он может возить меня на спине?
– Енот большой и как пример не годится. Я говорю про разные там малюсенькие разности, – не сдавался Хлюпа. – Ма-а-алюсенькие такие, но которых очень много. Положил всё это в карманы и пошёл, а?
– Ужас! – передёрнуло от негодования Слюню. – Положил «много» в карманы и пошёл! Далеко ты с этим «много» уйдёшь? Да и зачем с собой таскать столько-то? Ты это «много» положи в большую супницу и крышкой накрой. А если не поместится, то в чайник. И никто не тронет это «много», потому что не найдёт. А не найдёт, потому что не догадается, что ОНО в чайнике.
Хлюпа сдвинул брови и сжал кулаки:
– Всё, Слюнька, всё! Сейчас я тебя точно отлуплю!
У Слюни задрожал подбородок, но он промолчал.
– Слова нельзя сказать этому Слюне, всё ему не так, – пожаловался Хлюпа. Потом он обернулся к брату и долго сверлил его гневным взглядом. – За твою вредность, Слюня, я тебе непременно наподдам. Да так, что ты улетишь вверх и размажешься по потолку! – Вдруг Хлюпина мордочка скуксилась, и он схватился за живот. – Ой! Ой! У меня на Слюньку уже начинается кышесинкразия.
Слюня стал раздуваться от злости. Его уши покраснели. Он угрожающе набычился, но в это время Тука тронул его за лапу:
– Слюня, дружище, передай, пожалуйста, чайник. Чай у вас замечательный. Выпью-ка я ещё чашечку.
Все опять расселись. Пять минут пили чай молча. Тука первым подал голос:
– Слюня, конечно, слабее тебя, Хлюпа. Но не легче. Если ты размажешь его по потолку, он когда-нибудь непременно отклеится и упадёт прямо тебе на голову. Так что лучше оставь эту затею.