Большой бонжур от Цецилии - стр. 24

Привычка следить за своей внешностью намертво закрепилась в сознании бывший актрисы еще с молодости. Не секрет – известность накладывает отпечаток на поведение публичных личностей. Циля не была исключением в этом списке. К подобным издержкам профессии она привыкла давно, поэтому никогда не позволяла себе показаться на людях без макияжа и тем более в домашней одежде. Ношение халата исключалось полностью, а на смену тапочкам пришли удобные парчовые пантолеты с острыми, изящно задранными вверх носками.

Циля считала себя идеальной во всех отношениях, поэтому не могла расслабиться даже в таком интимном месте, как туалет. Шумный выход кишечных газов приравнивался ею чуть ли не к «провалу» на сцене. Совсем другое дело – принятие ванны! Полежать в красивой позе – это не только отдых, но и эстетическое наслаждение. Легкая пушистая пена от шампуня «Селена» искрилась, чудесно пахла, а главное – изумительно скрывала изъяны фигуры. Вода придавала телу легкость и грациозность. Страсть как хотелось, чтобы, откуда ни возьмись, появился мужчина с фотоаппаратом и украдкой сделал (да простит ее Советский Союз) серию шикарных снимков для западного журнала. Именно так и никак иначе!

– Грязная работа – не повод пялить на себя невесть что, – рассуждала Циля, взбираясь на стремянку. – Должно же быть хоть какое-то удовлетворение от неквалифицированного труда. Абсолютно уверена, будь я уборщицей или кладовщицей, я бы и в этом случае не позволила себе плохо одеваться.

Она тут же представила себя двадцатилетней девушкой в расклешенном рабочем халатике темно-синего цвета, отрезным по талии, с изящным хлястиком сзади, в туфельках на высоких, но очень удобных каблучках и с большой инвентарной книгой в руке.

– А что, смотрится очень даже симпатично! Единственный минус в образе – отвисший от увесистой связки ключей карман, – подытожила Циля и еще больше утвердилась в мысли о своей эстетической исключительности.

Через несколько часов активной деятельности, довольная собой и налаживающимся бытом, она вышла на балкон передохнуть. Не успела Циля присесть, как звонкий Светкин голос заставил ее оторвать зад от кресла и посмотреть вниз.

– Маринка-а-а-а! Маринка-а-а! – настойчиво звала Светка подругу. – Ты что, совсем оглохла от своей пианины?

Как обычно, сначала в форточном проеме показались пышные розовые бантики, а потом и Маринка собственной персоной.

– Тебе чего?

– Выходи!

– Не могу. Этюд нужно разучивать.

– Все равно выходи.

– Зачем?

– Горе у меня!

После услышанных слов выполнение домашнего задания потеряло всякий смысл. В легком домашнем халатике и тапочках на босу ногу Маринка вылетела из подъезда со скоростью пули. Светка сидела на скамейке и с полным отчаянием смотрела куда-то вдаль. По ее щекам одна за другой скатывались крупные слезы.

– Ты чего плачешь?

– Меня родители больше не любят.

– Правда, что ли?

– Еще какая правда! Так не любят, что решили себе другого ребенка завести.

– Да ну!

– Мама сегодня так и сказала: «Пора нам обзавестись парничком».

– Каким еще парничком?

– Ты чего такая непонятливая! Брат у меня теперь будет. Они его откуда-то привезут.

– А ты уверена, что это ребенок? Может быть, не так поняла?

– Да чего тут не понять! Видишь, паук ползет?

– Ага.

– Когда он был маленький, как его называли?