Большое Сердце - стр. 33
Удостовериться в том, что он выполнил ее, не было возможности, и потому я просто положился на него. Ускользая от погони, я научился неплохо разбираться в методах моих преследователей. Они без колебаний заглатывали наживку, пускаясь по оставленному мной ложному следу. Оставалось лишь выжидать.
Однако мои планы изменились. К Эльвире я прибыл, рассчитывая переждать здесь лишь несколько дней. Теперь же счет шел на недели, если не на месяцы. Радость, которую я обрел рядом с этой женщиной, была не просто мимолетным утешением. Наше не облеченное в слова влечение перерастало в подлинную привязанность. Не знаю, что чувствовала она, но для меня это была еще не любовь – быть может, просто блаженство.
Меня все больше затягивают воспоминания. С тех пор как я начал описывать свою жизнь, мое самое сильное желание изо дня в день – погрузиться в прошлое, как в прозрачную теплую воду.
Я продолжаю рассказ о своем путешествии на Восток, и остров, куда меня ныне забросила судьба, идеально способствует моему вдохновению. Жара и яркие краски Хиоса уже предвещали мне Левант…
Это было необычное путешествие. Я помню все настолько подробно и отчетливо, что мог бы рассказывать вам о нем дни напролет. Однако в тот момент богатство впечатлений обернулось для меня хаосом новизны, которую было сложно осмыслить. Я не преувеличиваю, говоря, что потребовалось прожить жизнь и впитать еще немало новых впечатлений, чтобы то, что сперва потрясало едва не до потери сознания, выстроилось в определенном порядке.
Мы проводили дни на палубе, изнемогая от жары. Взмахи весел, поскрипывание судна, тошнота и глухие удары в голове – все путалось в моем помутненном сознании. Спутники мои были не в лучшем состоянии. Торговцы, так гордо державшиеся при отплытии, теперь сложили богатые одежды в сундуки под палубой и, мертвенно-бледные, целыми днями лежали у борта, среди нечистот. Мы совсем забыли о внешних опасностях и, в частности, о пиратах. Несколько раз, завидев на горизонте подозрительный парус, Августин Сикар направлял судно к берегу или становился на якорь в виду острова, чтобы нас не приметили. Корабль дал течь у Агридженте, потом на Крите. Наконец, после длительного и крайне рискованного плавания в открытом море, мы достигли Александрии Египетской. Часть товаров выгрузили в этом порту. Несколько моих спутников воспользовались стоянкой, чтобы сойти на берег и отправиться посуху в Каир, где правил султан. Я хотел присоединиться к ним, но пришлось остаться на борту вместе с двумя другими путешественниками, которые, подобно мне, страдали от поноса и лихорадки.
Почти опустевшее судно должно было продолжить путь в Бейрут, а затем вернуться в Александрию, чтобы забрать тех, кто высадился там. Больные, среди которых был и я, совершали этот короткий переход.
Состояние мое понемногу улучшалось. Придя в себя, я принялся расспрашивать моряков о Святой земле. Некоторые из тех, кто уже побывал там, рассказали об увиденном. Они в один голос уверяли, что я буду немало изумлен. Так оно и оказалось после высадки в Бейруте. И все же к моему восхищению примешивалось странное чувство. Я дивился собственному восхищению. Едва бы мне удалось объяснить, что именно в этих краях достойно похвалы. Конечно, поражали краски обрывистого побережья: море здесь переливалось оттенками изумруда, а вдали средь горных вершин виднелся город, местами скрытый темной зеленью кедровых лесов. Выглядело это великолепно, но и в других местах перед нами разворачивалось не менее прекрасное зрелище.