Большое сердце маленькой женщины - стр. 12
– Как докатился до такой жизни, – полушутя-полусерьезно подсказала Егорова и приготовилась слушать. Но Русецкий не успел вымолвить и слова – на детскую площадку откуда ни возьмись выскочила немецкая овчарка и громко залаяла.
– А вот и гости, – радостно поприветствовал ее Илья, но явно без взаимности: шерсть у собаки на загривке поднялась дыбом, она глухо рыкнула и оскалилась.
– Чья собака? – Танька завертела головой по сторонам.
– Моя. – На площадку шагнул хозяин, приземистый мужик в спортивных штанах и расстегнутых ботинках. Такая экипировка означала, что выгул собаки не обещал быть долгим – так, справить нужду, не больше. В руках у хозяина была обледеневшая палка, не поводок и не намордник. – А что?
– Детская площадка – не лучшее место для выгула собак, – строго произнесла Егорова, не сводя глаз с собаки, усевшейся возле Рузвельта – она как будто сторожила его.
– А ты кто такая, чтобы мне указывать? – Мужик подошел поближе и, шумно втянув воздух ноздрями, глумливо произнес: – Набухалась, что ли, вонючка кудлатая?!
– А ну проваливай! – спокойно ответила ему Танька, не вставая с места, и мужик оторопел: какая-то алкашка, как он думал, осмелилась ему перечить.
– А ты не боишься, сука, что я на тебя сейчас собаку натравлю? И на твоего собутыльника тоже?
– Только попробуй, – по-прежнему спокойно проронила Егорова, продолжая смотреть на периодически оскаливающую зубы овчарку.
– Тань, не надо, не связывайся, – попытался предостеречь ее Илья, на себе испытавший, что может последовать за этой перепалкой: зубов и так уже осталось наперечет, а сломанными руками и ногами его было не удивить. Собаки, правда, еще не драли, но предположить, что это не очень-то приятно, он вполне мог.
– Помолчи, – бросила ему Егорова и поднялась со скамейки: маленькая, она смело вышла навстречу врагу и практически по слогам проговорила: – Если вы сейчас не возьмете собаку на поводок, я буду вынуждена принять свои меры.
Мужик нагло зареготал и подозвал собаку, но только с одной целью – рявкнуть долгожданное «фас», чтобы вдоволь налюбоваться, как два пропитых алкаша будут драпать отсюда со всех ног.
– Я повторять не буду, – пригрозила ему Танька и сделала вперед еще полшага, не отводя глаз от агрессивно настроенной собаки.
– Я тоже, – пообещал ей мужик, а дальше все пошло не так, как должно: псина тоненько взвыла – именно взвыла, а не рявкнула, беспомощно оглянулась на оторопевшего хозяина, застывшего с открытым ртом, и легла на снег, послушно вытянув передние лапы.
– Фас! – заорал мужик, но овчарка не двинулась с места, покорно положив морду на лапы. – Фас, я сказал! – повторил ее хозяин, но собака, тоненько повизгивая, метнулась к подъезду, откуда имела неосторожность выскочить на улицу.
– Сам уйдешь или повторить? – Голос Егоровой звучал глухо, словно из подземелья, глаза посверкивали недобрым огнем.
– У-у-у, шалава! – прошипел посрамленный враг и, в сердцах отбросив палку, покинул детскую площадку, не прекращая бормотать проклятия.
Илья оцепенел.
– Что ты сделала? – только и сумел он вымолвить.
– Так, сустроила кое-что. – Танька была немногословна. – Пойдем, что ли, до дома тебя провожу, а то того и гляди от собак придется отбиваться.
Русецкий поднялся, как по команде, и послушно двинулся за Егоровой, забыв о том, что логичнее было ему проводить женщину, а не наоборот.