Большие проблемы маленькой блондинки - стр. 17
Хотя и так уже под завязку, куда еще?!
Масютин откинулся назад, намереваясь облокотиться спиной о стену, но не рассчитал – больно стукнулся головой. Тут же выпрямился и стремительно полез на кровать с ногами. Со стоном закутался в тонкое клетчатое одеяло. Потом вдруг замолчал, осторожно выглянул наружу и с болезненным изумлением обвел взглядом гостиничный номер.
Господи, помилуй! Это снится ему? Что он здесь делает? Что забыл в этой дешевой гостинице, койка в которой сдается по триста рублей за ночь? Разве здесь ему место?! Ему! Женьке Масютину – баловню судьбы, любимцу женщин, фортуны и его величества случая!
Как он мог так… облажаться, придурок?! Как мог вляпаться в такое дерьмо, причем обеими ногами?! И увязнуть в нем, и тонуть день за днем, ночь за ночью…
Ладно – сам, семью подставил!!!
Пацанов было жалко, даже больше, чем себя и жены. Жалко и стыдно перед ними. Поэтому и не пришел вовремя, и надрался как извозчик, заведомо задумав не идти с ними вместе на линейку.
Вдруг там встретился бы тот, кто все знает?! Вдруг подойдет и спросит у Жанки, к примеру? А она, как оказалось, ни сном ни духом…
Черт! А может, врет?! Может, это она?! Ревнивая баба – это же очень страшно. А когда ревнивая баба десятилетие держит свою ревность в узде, не позволяя ей вырваться наружу, это страшнее втройне!
Она сказала, а он поверил! Снова придурок. Разве можно бабе верить?! Разве можно…
И тут, снова вспомнив события минувшей ночи, Масютин захныкал. Какая-то странная влага, очень похожая на слезы, застлала глаза. А спазм, крепко сцапавший за горло, подкрался к легким, тиская их и сжимая с такой силой, что дышать стало просто невозможно.
Кто?! Кто мог убить ее?! Она же такая… Такая маленькая была, юная, совсем еще девочка! А этот мужик, что погиб вместе с ней, – почему он?! Почему он?.. Почему этот мужик был с нею, если еще неделю… Нет, не неделю, еще пару ночей назад он – Женька Масютин, – а не кто-то гадкий и чужой, держал эту малышку на руках и…
Масютин с силой вцепился зубами в край одеяла и завыл. Завыл с надрывом, с пугающей его самого безысходностью, потому что вдруг понял, что жизнь-то все – закончилась. Ничего теперь уже хорошего с ним не будет и быть не может. Все, во что верил еще сорок восемь часов назад, благополучно похоронено прошлой ночью.
– Эй! У вас там все в порядке? – в дверь осторожно стукнули раз, другой, помолчали немного и снова спросили: – Может, помощь какая нужна?
– Нет, спасибо, – еле выдавил из себя Масютин. Ответил, чтобы отстали: – Помощь мне не нужна.
Помощь?! Какая к черту помощь?! Что они могут?! Если даже сам Господь сейчас бессилен, что могут простые смертные?! Они способны только… только убить, уничтожить, сжечь. Они могут только это. Это им по силам, а созидать… Созидать – слишком проблематично, слишком обременительно и для падших душ, и для бренных тел.
Масютин завалился на спину, вытянулся струной на кровати и замер, вперив пустой взгляд в потолок.
Почему он сегодня ушел из семьи, собрав вещи? Почему? Ну-ка, ну-ка, покопайся в себе, Женек, подумай хорошенько, почему же ты сегодня ушел от жены? А-а-а, боишься признаться! Правда сокрушающе страшна, так? Именно! Именно…
Когда ввалился утром в квартиру и обнаружил Жанку такой красивой, такой здоровой, такой секси, то понял, что видеть ее такую вот великолепно живую просто не в силах. Он понял, что может не выдержать: сорвется и просто-напросто убьет ее. Может, может, точно может.