Большие П. - стр. 5
Если ж ты по переписи взглядом в имена наши пиздюковские вперился, то так ведь и здесь мы стремимся к идеальному. Местный наш поп Никодим пособил с пиздюковской сутью разобраться, привести в надлежащее соответствие форму и содержание. Хотя сам он тоже прозрел не сразу. Все по старинке дела вел от утрени к вечерне через обедню пропускал без закуски и жаловался, что несмотря на божье благоволение ни черта не получается. Александры не защищают, Викторы не побеждают, а Феклы бога хоть и славят, но не с той стороны. Однако ж как-то по случаю допер Никодим, что не в ту сторону одеяло религиозное натягивает. Это не пиздюков надобно менять, а имена под них подстраивать. Вымусолив на всенощной такую идею, Никодим в соседний район на повышение квалификации смотался, где полностью и обернулся в отца Онания. Говорит, что это и есть его сверху предначертанное настоящее пиздюковское имя, так как все его старания получить полное божественное удовлетворение результата не дают. Как ни старайся, а сплошь и рядом выходит имитация. По несколько раз на дню имитирует, мучается, а семя божье не туда расплескивается, в благодатную чреву не попадает.
Вот после собственноручно проведенной реформации стало быть и объявил попец, что отныне можно в полной гармонии свести устремления свои и соответственное имя, приняв современное мыслеизмышление. А прослышав про то, так и повалил к нему народ с утра пораньше и на ночь глядя. Все в чем мать родила в лохань падают, а отец Онаний кунает их за разные места, кунает, да и вопрошает о своем сверхъестественном:
– Веруешь ли ты в Аскезу, чадо мое, веришь ли?
– Не верю, – глядит в отражение ужасенный пиздюк.
И кунает его тогда отец Онаний дальше, переспрашивает ангельским фальцетом:
– Веруешь ли ты в Аскезу, чадо мое, веришь ли?
– Не верю… – уж закатывает глаза нахлебавшийся.
И суровеет тогда голос попца. И снова кунает отец Онаний, держась за окружности и выпертости. Кунает, кунает, пока своего не добьется:
– Веришь ли ты в Аскезу, чадо мое, веруешь ли?
– Верую, верую, верую… – булькатит последними пузырями обрясший по всему телу.
И только уж тогда, бесповоротно заполучив желанную пиздюковскую душеньку, достает отец Онаний из срамных карманов оттопыренных да припечатывает в соответствии с наклонностями чадовыми:
– Зваться отныне ты будешь, прости мя господи, Кунинигус Степанович…
– Благодарствую, отец родной…
– А я?
– А ты – Минет Федоровна…
– А я?.. А я?...
– Промискуитет Петрович… Эпидемия Карловна… Геморрой Сергеевич… Тромбофлебит Василич… Путана Германовна… Педофил Никанорыч… Эндоскопия Юрьевна… Энтузиаст Борисович… Главстройпроект Спецтехмонтажович…
И такая благость расплывается по лицам пришедших к гармоничному сосуществованию души и тела! Бредут они по селу, и такой малиновый звон их да щебетание птичек сопровождают!
Прав, ой как прав по своей реформации отец Онаний: в пиздюках все должно быть прекрасно. И, конечно, чтоб иметь название деревне соответствующее, каждый должен начать с имени собственного, пусть хоть и нарицательного…
Об образованности
Если ж ты интересуешься переписной графой образовательной, так и там все в порядке. Именно ему, благодаря нашему среднему и всеобщему, мы все понимаем, во всем разбираемся и кого хочешь тому сами научим. Чего-чего у нас не отнять, так это знаний и обратной тяги к ним. Уж как мы этому обстоятельству радовались и сами себе завидовали, что решили не останавливаться на достигнутом и улучшить показатели по всем гуманитарным и непротивоестественным дисциплинам. Да, вспоможителей долго искать не пришлось, нашлись пиздюки, которые взвалили на себя сей непосильный труд. Спирохета Львовна и Хламидий Петрович – славные продолжатели местной учительской династии и отменные эмпирикаторы. Долго они обозревали, но обнаружили-таки и завезли с прилегающих территорий настоящую образовательную заразу. Прежде всего – ну чего в зад-то глядеть – решили футуролога выписать. Он, правда, культурологом оказался, но на качество его образования это обстоятельство не повлияло никоим образом – сразу же пиздюкам на многое глаза открыл. Как только первый раз в огород вышел, так сразу с себя все и скинул. Нам, тогда еще недообразованным, и невдомек было, но он тут же учительно-воспитательно объяснился: