Большая книга ужасов 2015 - стр. 35
Ему звонили. Он ездил, проверял, смотрел на похожих и непохожих котят и кошек, а через неделю понял – бесполезно.
Сантьяга умер.
Город сожрал его и выплюнул где-нибудь у помойки. Машина, стая бродячих псов, крысиный яд – мало ли? Сан никогда бы его не бросил.
Надо было идти домой, похолодало… сколько можно тут сидеть?
Ничто не поможет, и кофе в «Муркоффе», в любимом тихом подвальчике, не вытащит из черной ямы.
Надо идти, двигаться.
Он двинулся пешком, чтоб подольше.
Когда уже сворачивал в родную подворотню, в глубине двора мелькнула кошачья тень. Он крикнул «Сан!», дернулся навстречу, но тень тут же исчезла. Сантьяга вышел бы навстречу – вальяжный, мудрый, спокойный. Подождал бы немного, подняв хвостище, и они, как раньше, зашагали бы по лестнице вместе.
Дома он включил ящик без звука, чтоб картинка мелькала, выглянул во двор. Никого.
Поставил древний чайник на газ. Послушал, как он свистит. Выключил. Покосился на мобильник, снова глянул в окно. Ночь, улица, фонарь, аптека – бессмысленный и тусклый свет…
Что дальше, как теперь жить?
Часы на стене щелкали, повторяя этот вопрос: что-даль-ше? что-даль-ше?
– Высплюсь, вот что, – ответил он тикающему врагу и завалился на диван прямо в джинсах.
С крыши свесились длинные рыжие волосы. Тварь принюхалась, ухватилась за жестяную трубу и ловко поползла по стене дома вниз головой. На балконе она отряхнулась и приложила белые ледяные ладони к стеклу. Через миг от ладоней побежали морозные трещины, стекло посыпалось с тихим звоном.
Парень на диване крепко спал, уткнувшись головой в подушку. Рыжая хихикнула, потому что знала – этот Лешка сейчас идет по черному коридору сна и впереди уже тускло светится дверь с ледяной ручкой.
В запертом подвале выл и кидался на замурованную отдушину кот Сантьяга.
Лешка шел вдоль стены, на которой висели портреты. Старики и дети, женщины и мужчины. Стена черно-белых лиц. Многие были перевернуты. Между портретами сочилась вода, бегали мокрицы, шевелились какие-то корешки, жучки.
Коридор привел его в белую комнату, совершенно белую, будто склеенную из снега. Он вошел и сразу увидел, что на противоположной стене висит один-единственный портрет. Его собственный.
Странно было смотреть на свое лицо.
Видно, что он устал. И глаза… мертвые. Он уже умер и волочит на себе свою оставшуюся жизнь, как рюкзак с кирпичами, как неподъемный чемодан со сломанными колесиками.
– Чего ты хочешь? – вкрадчиво спросил голос за его спиной.
– Я хочу найти Сантьягу, – ответил он.
Стекло на портрете треснуло – змеистые трещины перечеркнули его глаза.
Он обернулся. Никого. На той стене маячили еще два портрета. Девчонки, совсем юные. Обе серьезные. Одна диковатая – волосы растрепаны, смотрит исподлобья, а вторая нежная, ангельская.
– Ее и зовут Ангелина, – пояснил невидимый голос. – Она тоже захотела сбежать. Стать свободной. Все хотят свободы, и никому не жалко памяти. Тебе ведь не жалко?
Лешка молча помотал головой.
– Вот и ангел мой сидит в родительской клетке, сплетенной из колючей проволоки любви, и хочет вырваться. Забудь и о них тоже. Это мои девочки.
– Что я должен сделать?
Рука с когтями нежно коснулась его плеча:
– Иди туда. Твой кот там.
Белая комната кончилась, снова по бокам потянулся узкий темный коридор, только без портретов. Стены заросли мхом, запахло сыростью, грибной прелью, плесенью, запахи становились все сильней.