Большая Книга. Том 1. Имперский сирота - стр. 47

– Мамочка, ты видела этот балкон? И этих дядек из камня? – закричал Яс на всю улицу. Но мама попросила его не отставать – нужно было спешить в аэропорт. Еще один перелет и он, наконец, увидит море.

Черное море. Как рассказать сегодняшним детям, что значило это словосочетание для ребенка, родившегося в центре Евразийского континента в конце 70-х в СССР? Как описать наркотический блеск глаз любого советского школьника при слове «Артек» и задумчивый взгляд любой советской женщины при слове «Гагры»? Черное море для советского человека, лишенного возможности свободного перемещения по миру, было самой настоящей dolce vita, советской Ривьерой, пусть и попроще в сервисе, чем курорты Лазурного Берега, зато намного реальнее. Как говорится, лучше суп харчо в Гаграх в жизни, чем лобстер в Монте-Карло на открытке.

Сейчас уже и не поймешь после череды межнациональных войн, которые произошли на этих землях спустя всего пару десятков лет, как в СССР семидесятых те же народы на той же самой территории умудрялись жить мирно и так счастливо. Со всеми своими старыми счетами, обидами и территориальными претензиями. Думая не о счетах между собой, а о счете за ресторан. Почему это вылезло потом так быстро, как черт из табакерки? Тем более в этих, щедро омываемых рублями краях, которые и КПСС, и сам Господь благословили на счастливую и терпкую, как ночной аромат абхазской магнолии, жизнь? Все черноморское побережье Кавказа и Крым в те времена были одним большим цветником, букетики воспоминаний которого развозились советским народом в родные края после отдыха каждый год. Хотя, может быть, именно потому, что в этих местах, как, наверное, больше нигде в СССР, процветала так называемая «личная собственность», местные грузины впоследствии не выдержали искушения оторвать у соседа послабее кусок земли послаще. Но тогда, в семидесятых, в этих краях все было очень доброжелательно и сыто – тогда в этих краях человек был менее всего склонен воевать за что-либо – он вместо этого предпочитал сдавать комнаты. В одну из которых и въехал Яс с родителями летом семьдесят девятого.

– Мама, да это не дом, это целый дворец! – а балконы, ты посмотри! – Яс отлично запомнил этот дом в Гаграх, очень большой, но не роскошный особняк о двух этажах, с просторной террасой на втором из них, такой, что там можно было преспокойно позавтракать паре семейств среднего размера. Дом располагался не так уж близко к пляжу, но Ясу, привыкшему, как и все дети в этом возрасте, передвигаться исключительно бегом, это никоим образом не омрачало черноморский отдых. Только жаль, что мама все никак не отпускала его до пляжа без ее сопровождения и поэтому приходилось приноравливаться к родительскому черепашьему темпу.

Яс быстро и очень органично вписался в абхазский пейзаж. Сам он загорел буквально за пару-тройку дней до шоколадного состояния и, выходя на улицу, вполне бы себе смахивал за местного, если б не врожденная застенчивость, граничащая с робостью, когда он оказывался в не совсем знакомой ему компании. Местные дети вели себя совсем по-другому. Другое дело – в доме. Этот дом в Гаграх стал для Яса родным с первой минуты, ему понравилось в нем все с первого взгляда, и в первую очередь – хозяйка. На следующее утро после их приезда хозяйка дома, желая видимо, подчеркнуть свое расположение к их молодой красивой семье, собственноручно изжарила к завтраку тончайшие, ажурные как бельгийское кружево блинчики и пригласила их семью разделить с ней завтрак. Как потом объяснила Ясу мама, этой чести удостоилась только их семья из трех, проживающих вместе с ними в этом доме. Они же отдыхали дикарями, а это значило, что завтрак должны были готовить себе сами.