Большая книга психики и бессознательного. Толкование сновидений. По ту сторону принципа удовольствия - стр. 95
В содержании сновидения я нахожу лишь намек на безразличное впечатление и поэтому могу утверждать, что сновидение включает в свое содержание в основном второстепенные жизненные впечатления. И наоборот, при толковании сновидения все указывает на важные, действительно волнующие переживания. Когда я оцениваю смысл сновидения как единственно верный по латентному содержанию, выявленному при помощи анализа, то неожиданно прихожу к новому и к тому же важному выводу. Я вижу, как разрешается загадка, будто сновидение занимается лишь ничего не значащими безделицами дневной жизни; я должен также возразить в ответ на то утверждение, будто душевная жизнь в бодрствовании не продолжается в сновидении и вместо этого сновидение расточает свою психическую энергию на никчемный материал. Верно обратное: то, что занимает нас днем, владеет нашими мыслями и в сновидении, и нам снятся во сне только такие материи, которые дали нам днем повод к размышлению.
Напрашивающееся объяснение того, что мне снится безразличное впечатление, тогда как поводом к сновидению послужило впечатление, действительно меня взволновавшее, пожалуй, является следующим: здесь снова имеет место феномен искажения в сновидении, которое мы приписали особой психической силе, выступающей в роли цензуры. Воспоминание о монографии, посвященной роду цикламен, используется как своеобразный намек на разговор с другом точно так же, как в сновидении о неудавшемся ужине воспоминание о подруге замещается представлением о «копченой лососине». Спрашивается только, при помощи каких посредствующих звеньев представление о монографии связывается с беседой с офтальмологом, поскольку эта связь вначале неочевидна. В примере о неудавшемся ужине связь ясна сразу; «копченая лососина» как любимое блюдо подруги непосредственно относится к кругу представлений, которые личность подруги способна вызывать у сновидицы. В нашем новом примере речь идет о двух обособленных впечатлениях, которые вначале не имеют между собой ничего общего, кроме того что они возникли в один и тот же день. Монография попалась мне на глаза утром, а беседу я вел вечером. Ответ, который дает анализ, звучит так: подобные изначально не существовавшие отношения между двумя впечатлениями устанавливаются лишь впоследствии между содержанием представления первого и содержанием представления второго. Данные связующие звенья уже были упомянуты мной при изложении анализа. Без постороннего влияния представление о монографии о цикламене могло, наверное, связаться лишь с мыслью, что цикламен – это любимый цветок моей жены, и еще, быть может, с воспоминанием о разочаровании, испытанном госпожой Л. из-за отсутствия букета цветов. Не думаю, что этих мыслей было бы достаточно для того, чтобы создать сновидение.
говорится в «Гамлете»[122]. Но во время анализа я вспоминаю о том, что человека, нарушившего нашу беседу, звали Гертнер, что я заметил цветущий вид его жены; более того, задним числом я теперь вспоминаю, что какое-то время в центре внимания нашего разговора находилась одна на моих пациенток, носящая красивое имя Флора. То есть получилось так, что через эти опосредствующие звенья, относящиеся к кругу представлений, касающихся ботаники, установилась связь между двумя дневными переживаниями – безразличным и волнующим. К этому добавились другие взаимоотношения – представление о кокаине, вполне обоснованно связывающее мысль о докторе Кёнигштайне с мыслью о написанной мною монографии по ботанике, – которые укрепили это слияние двух кругов представлений в одно, в результате чего элемент, относящийся к первому переживанию, мог теперь использоваться как намек на второе.