Больно не будет - стр. 7
Смело, абсурдно! Он вызвался сам.
Если бы штурм начался, когда мы все находились внутри, процент выживания был бы явно ниже ста.
Я честно рассказала, как все было, — и врачу, и начальнику Ярослава, солидному мужчине по фамилии Тодоров. Да, следовало бы скрыть факт моей глупости. Мне велели смотреть в пол, но я не послушалась. И он за это пострадал. В ходе драки он получил сотрясение, двойной перелом нижней челюсти, на которую пока наложили шину и которую планируют прооперировать через пару дней. Прогнозы благоприятные, после всех манипуляций и реабилитации он сможет говорить и кушать твердую пищу. Хоть бы это так и было!
Руководству Ярослава понравилось, что я не стала выгораживать себя, - наоборот, старательно оправдывала их спеца, требовала его наградить. Мне разрешили его навестить в больнице, где я столкнулась с его родителями. И снова все честно рассказала. Они имеют право знать, что их сын — герой.
Если отец отнесся с пониманием - он тоже при погонах, то мама выволокла меня за волосы из палаты и пожелала всего самого страшного. Она была на эмоциях, я ее не виню.
Вечером мне позвонили с незнакомого номера и сообщили, что Ярослав не спал и был свидетелем сцены в палате, ему понравилось, что я пришла. И если я хочу, то могу проведать его еще раз, чтобы пообщаться без свидетелей.
***
Он слегка приподнимается и я подтягиваю подушку повыше, чтобы он мог принять более удобное положение полусидя. Пульс стучит в висках, я все время смотрю ему в глаза, пытаясь прочитать мысли. Что если он меня ненавидит? Презирает? Ассоциирует с болью?
Если бы мне не позвонили прошлым вечером, я бы не решилась прийти снова.
Что-то нужно сказать. Поблагодарить? Его глаза немного мутные, да и в общем он выглядит неважно: сильный отек на лице, губы синие, челюсти в прямом смысле намертво сцеплены шиной. Для закрепления эффекта подбородок зафиксирован пращей.
- Можно я просто посижу с тобой немного? - наконец, спрашиваю. Он выглядит удивленным, но кивает. Я пододвигаю табуретку ближе к изголовью, присаживаюсь. Это хорошо, потому что колени рядом с ним дрожат. Все это время я держу его за руку. Наверное, у него температура, он такой горячий... как солнышко.
- Может быть, позвать доктора?
Он отрицательно качает головой.
- Только скажи, и я мигом.
У него половина лица перебинтована, а глаза улыбаются. Они темные, почти черные, еще и зрачки расширенные, смотрю в них, словно в самую ночь.
Он одет в белую майку, лежит под одеялом. Палата отдельная, здесь даже уютно. Его отец какая-то шишка, которая может себе позволить купить лучшее лечение. Боже, его отец шишка, он мог бы отдыхать где-нибудь на Бали, а не устраивать стриптиз перед кучкой неадекватов.
Тем более с таким телом. Наверное, на этом самом Бали девушки устраивали бы состязания, чтобы самим перед ним раздеться.
Темные волосы на голове коротко подстрижены, кожа смуглая. Руки крепкие, я нащупываю мозоли на ладонях. А потом спохватываюсь:
- У тебя, наверное, есть девушка, - стараюсь, чтобы голос звучал шутливо: - Ей не понравится, что я трогаю тебя, - отпускаю его, отвожу глаза и прячу руки под коленями.
Он мешкает, потом раскрывает ладонь и ждет. Стреляет взглядом, дескать, верни как было. Жест требовательный, лежа в койке после ранения, он пытается командовать, и я невольно улыбаюсь этой просьбе-приказу. Нерешительно снова вкладываю свою ладонь в его горячую, немного влажную. Так и молчим, смотрим.